— Смелее, это не экзамен.
— Печати меняют работу Знаков?
— Меняют, но это не главное отличие.
— Усиливают?
— Ход мыслей почти верный. Смотрите — Знаки преобразуют вложенный в них эфир в нужное действие. Закончился эфир, и Знак рассеивается. Печать же ничего не делает, а только собирает и концентрирует тот самый эфир. Когда мы их соединяем, Знак или длится дольше, или становится мощнее. Я понятно объясняю?
— Да, Константин Платонович, я всё поняла. А может такая связка работать вечно?
Я рассмеялся.
— Нет, Александра, вечные двигатели запрещены даже в магии. Печать тоже рано или поздно рассеивается, так как состоит из эфира.
— А можно…
— Это будет вам домашнее задание. Придумайте схему, как можно продлить жизнь печати. А сейчас, будьте добры, нарисуйте мне Знак воздуха.
* * *
Три дня до бала пролетели в одно мгновение. Раз — и уже пора одеваться и ехать. Я даже облегчённо вздохнул — ожидание мне не нравится гораздо больше, чем балы.
Чёрный с золотой вышивкой костюм, пошитый для меня, оказался очень даже ничего. Марья Алексевна, лично выбравшая этот фасон и цвет, осталась довольна. Старая княгиня считала, что так я буду выделяться и выглядеть таинственно.
— Обычных-то магов они каждый день видят. А ты деланный, птица неизвестная. Пусть смотрят и удивлённо ахают.
Александра в белом платье и кружевах казалась натуральной эльфийкой — воздушной, светлой и возвышенной. Того и гляди взлетит над землёй под вздохи очарованных поклонников. Может, её верёвочкой привязать, как воздушный шарик? И мне будет спокойнее, что не украдёт какой-нибудь сердцеед.
Бобров тоже был здесь и крутился вокруг Диего. Испанка, одетая в вычурный мундир, принимала его ухаживания с холодком, но не прогоняла.
— Все здесь? Тогда едем, — скомандовала княгиня и первой пошла к выходу.
Нас ждали две кареты: позолота, кучера одеты лучше иного дворянина, лакеи в ливреях ждут у дверей.
— Со мной поедешь, — кивнула мне княгиня, — поговорить хочу.
Испанка с Александрой и Бобровым погрузились во вторую карету, а мы с Марьей Алексевной пошли к первой. Я подал ей руку, помогая забраться внутрь, и запрыгнул следом. Откинулся на сиденье и увидел ещё одного пассажира. Молодая орка-дворянка в простом скромном платье и высокой причёской. На кого она похожа? Я моргнул, и до меня дошло.
— Таня?!
Марья Алексевна расхохоталась.
— Ну и лицо у тебя, дружок! Только ради этого стоило ехать на бал.
— Не понял.
— Что ты не понял?
— Зачем Таня едет с нами?
— Тебе жалко, что ли? — княгиня усмехнулась. — Пусть девочка посмотрит, ей интересно. — Она снова рассмеялась. — Будет в роли моей компаньонки. Не твою же рыжую заставлять носить мою фляжку с ромом.
Я закашлялся.
— А ничего, что она крепостная?
— Ой, я тебя умоляю. Кто об этом расскажет? Не ты же? Нет?
Княгиня наклонилась ко мне:
— Обожаю такие штуки. Тем более девочка настоящая красавица, смотреть приятно. Две трети дворянок за пояс заткнёт, — она вздохнула, — жаль, если пропадёт такая старинная оркская красота.
Однако, неожиданный поворот событий. Я встретился взглядом с Таней. В глазах у неё пылал огонь, а на лице горел румянец. Прямо как в сказке — Золушка едет с феей-княгиней на бал. Жаль только, что туфельки у неё были самые обычные, а не хрустальные.
Глава 9 — Муромское общество
Здание дворянского собрания меня разочаровало. Прямоугольная коробка в три этажа без архитектурных изысков, словно строители пожадничали и сделали как проще. Такой дом больше подошёл бы под мануфактуру или какой-нибудь скучный архив.
Карета остановилась возле входа, тоже предельно скромного, я спустился на землю и подал руку княгине, а затем Тане. Александра, вышедшая из второй кареты, увидела орку, несколько раз моргнула, и брови у неё полезли вверх. Но рыжая благоразумно промолчала, а Диего только хмыкнула.
Лакеи, спрыгнув с запяток кареты, выгрузили два тяжёлых сундука и быстро потащили их к чёрному входу.
Марья Алексевна, заметив мой удивлённый взгляд, пояснила:
— Только самое необходимое для бала. — Взяла меня под руку и кивнула на парадный вход: — Идём. Ты никогда не был на балах?
— Простите, Марья Алексевна, как-то не доводилось.
— Придётся заняться твоим просвещением, а то потеряешься. Смотри, всё крутится вокруг главного зала для танцев — молодёжь будет развлекаться именно там. Кто постарше, после первых обязательных танцев уйдёт в залы с закусками и столами для карт.
— По-крупному играют?
— А сам как думаешь? Со стариками даже не садись — вмиг разуют. Я покажу, с кем стоит сыграть: спустишь рублей двадцать-тридцать, чтобы не считали скрягой, и откланяешься. И не смотри так возмущённо, это называется политика.
— Понял, сделаю.
— Кроме того, есть отдельные “мужские комнаты” — курительная, рюмочная и для “отдыха”. Туда относят, — княгиня хмыкнула, — проигравших зелёному змию, чтобы не позорились на людях. Но ты у нас мальчик умный, не должен туда попасть.
— Уж постараюсь, — я улыбнулся, — а есть ещё “дамские” комнаты, верно?
— Есть конечно. Отдышаться от танцев, припудриться, обсудить мужчин.
Теперь понятно, что за сундуки: обычные женские “косметички”. Удобно придумано.
Стоило войти внутрь, как аскетичность здания оказалась обманом: на нас обрушилась показная пышность. Лепнина, золото, массивная хрустальная люстра на сотню магических свечей, мраморный пол, лестница с ковровой дорожкой, тоже вышитая золотом. Помпезность сочилась из всех щелей, обрушивалась на гостей водопадом и буквально кричала о богатстве местных дворян. На мой взгляд, очень безвкусном.
Возле парадной лестницы гостей встречала дородная дама — напудренная, напомаженная, в парике огромного размера. Рядом с ней, натянув вымученные улыбки, стояли три девушки — жгучая брюнетка и две блондинки, миловидные, но не красавицы.
— Елизавета Васильевна с дочерьми, — шепнула мне княгиня, — супруга предводителя дворянского собрания Дубасова. Кстати, он и ведёт Реестр, мы обязательно с ним поговорим.
Дама заметила нас, колыхнула монументальным бюстом и шагнула навстречу.
— Марья, милочка! — голос у неё оказался низкий и громкий, будто медная труба. — Как я рада тебя видеть!
— Здравствуй, душенька Елизавета! А я-то как рада!
Они чопорно расцеловались.
— Всё так же хороша! — голос Марьи Алексевны стал елейным. — С каждым днём всё краше. Пополнела, расцвела, будто цветок.
