* * *
Уже не спеша я вернулся на бал. Орлов откланялся, попросив дать ему знать, случись ещё раз подобная оказия.
Александру я нашёл возле Марьи Алексевны. Рыжая была хмурой и сосредоточенной.
— Знаете, Константин Платонович, вы были правы. Все эти балы — пустое времяпрепровождение. В следующий раз не зовите меня, не поеду.
Она так на меня зыркнула, будто я её насильно заставил сюда прийти.
Впрочем уже через полчаса мы засобирались домой. Марья Алексевна утомилась, у меня дел не осталось, а Диего никто не спрашивал. Попрощались с четой Дубасовых и направились к экипажам.
На этот раз княгиня в свою карету забрала Таню и Диего с Александрой, а мы с Бобровым оказались во второй.
— Пётр, а чего тебя видно не было? — поинтересовался я у Боброва. — Где ты прятался?
Он неопределённо пожал плечами.
— Не то чтобы прятался. Так, старался не попадаться на глаза лишний раз.
— Что-то случилось?
Бобров поморщился, будто у него начали болеть все зубы разом.
— Кредиторы, чтоб их приподняло да шлёпнуло.
— В карты проиграл?
— Если бы… — Пётр тяжело вздохнул. — Карточные долги мне Василий Фёдорович помог выкупить, земля ему пухом. Это другое.
— Рассказывай.
— Да нечего обсуждать, — он махнул рукой. — Был молодой, глупый, мне нужны были деньги. Я уж и забыл про эти векселя, а их продали одному…— По лицу Боброва пробежала тень. — Одному серьёзному лицу.
— Кому, Пётр? Не размазывай.
— Чагину. Он любит старые долги выбивать.
— Знаю такого.
Бобров глянул на меня с удивлением.
— Да? Ну, тогда понимаешь, чем мне это грозит. Придётся ехать в Москву искать деньги.
— И сколько ты должен?
— Много.
— Пётр, давай конкретно. Сколько?
— Триста рублей.
Он отвернулся и принялся молча смотреть в окно кареты. Редкие уличные фонари кидали на его лицо причудливые тени, отчего казалось, что рядом со мной сидит мертвец с пустыми глазницами.
Глядя на Боброва, я откинулся на сиденье и прищурился, раскладывая в голове “пасьянс”. Триста рублей далеко не мелочь, по меркам Мурома, — треть годового дохода моего немаленького поместья. И в то же время не слишком большая сумма, если смотреть на перспективу. Мне Бобров крайне полезен в делах и будет нужен ещё больше, если сбудется кое-что из моих задумок. А самое главное — он мой единственный друг, помогавший в меру возможностей с самого первого дня в России. Нет, нельзя бросать его в беде с долгами, никак нельзя. И отпускать в Москву на поиски денег тоже: новые долги — это рычаг давления, который могут применить неожиданные персонажи.
— Пётр, у тебя много незакрытых обязательств?
— Ммм?
— Кроме как приглядывать за Марьей Алексевной, есть ещё дела?
Бобров пожал плечами.
— Да нет в общем-то.
— Тогда переходи под мою руку.
Он удивлённо моргнул несколько раз.
— Что?
Я подался вперёд и протянул ему открытую ладонь.
— Стань моим помощником. У меня, конечно, не род Голицыных, но перспективы есть. Ты видел мои дела, знаешь, что ждать. А мне нужен человек, на которого можно положиться.
— Да я и так всегда, ты же знаешь…
— Нет, ты мне нужен целиком. Без отвлечения на чужие дела.
Закашлявшись, Бобров покачал головой.
— Костя, давай я сначала с долгами разберусь.
— Я их закрою.
— Да ты что! — он махнул рукой. — Выйдет, будто я к тебе иду ради денег.
— Прекрати, Пётр. Мы с тобой знаем, ты помогал мне, начиная с Парижа. Не за деньги, а по дружбе. Ведь так? Вот и я помогу тебе как другу.
Думал он недолго. Минута, и Бобров хлопнул ладонью о мою ладонь.
— Согласен. Ты, Костя, симпатичней Голицыных и Шереметевых вместе взятых. Буду твоим человеком.
Мы скрепили договор рукопожатием. Глядя на улыбающегося Боброва, я думал, что всё к этому и шло. Он давно уже “прописался” в Злобино и каждый раз уезжал с неудовольствием. Так что я просто закрепил существующее положение.
* * *
С бала мы вернулись далеко за полночь. Впрочем, нескольких часов сна мне хватило с лихвой. Я встал с рассветом, умылся и спустился в столовую.
Мажордом, гонявший слуг на утренней уборке, если и удивился моему появлению в такую рань, то не подал виду. Поклонился и срочно организовал для меня завтрак. Кофий, яичница, пара тостов, сыр — просто и вкусно, как раз то, что нужно проснувшемуся организму.
Только я сел за стол, как в столовую осторожно заглянула Таня.
— Доброе утро, Константин Платонович.
— Доброе. Заходи, — махнул я рукой и показал на соседний стул, — присаживайся.
Девушка смутилась, но быстренько подбежала и села рядом.
— Кофий?
Я налил чашечку и пододвинул Тане.
— Константин Платонович, это я вам должна наливать.
— Ничего, — я улыбнулся, — после твоего дебюта на балу могу и я за тобой поухаживать.
Орка потупилась, но взяла чашку и сделала глоток.
— Расскажи, как тебе бал?
— Понравилось, Константин Платонович. Сударыни такие нарядные, судари ходят надутые, как гуси. Комнаты такие красивые, люстра огроменная!
Таня поставила чашку и показала руками.
— Вот такая! И блестит, как брульянт!
Пока она говорила, я пододвинул ей тарелку с тостами. Увлечённая рассказом, орка их съела под кофе. До чего же она забавная, Танюшка, — немного наивная, но это дело наживное. Кстати, побывав в роли дворянки, хоть и бедной, она изменилась — стала увереннее в себе, раскованнее. Очень полезное упражнение вышло, на мой вкус.
— А больше всего мне один барин не понравился, — Таня наморщила нос. — Такой, с бакенбардами.
— Чагин?
— Ага, точно он.
— И чем он тебе не угодил?
— Страшный он, Константин Платонович. Вроде любезный, улыбается, а как посмотрит, будто из ружья целится. И глаза холодные-холодные, как ледышки.
Ты смотри, в самую суть заглянула Танька. Не ожидал от неё такой проницательности.
— Кто ещё тебе не угодил?
— Ой, вы тоже скажете! Я крепостная, а они дворяне, мне никак угождать не должны.
— Я не про то. Не понравился тебе ещё кто-то?
— Ага, — орка кивнула, — тот барин, к которому мы первому ходили.
