* * *
Просыпаться от воды, льющейся на лицо, — малоприятное событие. Я фыркнул, открыл глаза и хотел было сесть. Ага, как же! Прямо перед моим лицом маячил кончик остро заточенного кинжала.
— Плохо, — голос Диего сочился ядовитой насмешкой, — ты совершенно не боец, Констан. Почему твой Талант спит вместе с тобой, а не сторожит комнату? Ты не проживёшь и года, если будешь таким беспечным.
Испанка спрятала оружие и махнула рукой.
— Вставай, проведём занятие прямо сейчас.
— И тебе доброе утро, Диего. Отвернись, я оденусь.
Она презрительно фыркнула.
— Думаешь смутить меня пижамой, мальчик?
Ну и ладно, моё дело предупредить. Вот только никакой пижамы у меня нет, а после ночных “разговоров” я заснул совсем без ничего.
Стоило мне откинуть одеяло, испанка удивлённо подняла одну бровь. Опустила взгляд ниже и вскинула вторую.
— В принципе, — она кашлянула, — я и не такое видела.
Резко развернувшись, она пошла к двери, бросив на ходу:
— Жду тебя внизу.
Я усмехнулся, когда она чуть сильнее, чем нужно, хлопнула дверью, и стал одеваться.
* * *
К месту тренировок у камней мы пришли до рассвета. Солнце ещё не встало над лесом, но даже в светлых сумерках было видно — осень на пороге. Листва на деревьях начала желтеть, а утренняя прохлада пробиралась под одежду совсем не по-летнему.
— Замёрз? — усмехнулась Диего. — Ничего, сейчас согреешься.
И без предупреждения метнула в меня огненный всполох. В ответ я взвинтил Талант и прикрылся щитом. Почти автоматически, не задумываясь над действиями.
Анубис такому обращению возмутился и взвизгнул, как пёс, которому наступили на хвост. И тут же “рявкнул” в испанку облаком ледяных игл. Вот тебе, злая тётя!
Минут двадцать мы перекидывались ударами — всполохи, иглы, “злой дождь”, “серая хмарь”, “чёртова плешь”, “седой косарь”. Диего подпалила мне рукав камзола, а я в ответ наждачкой “злого дождя” раскровил ей кожу на скуле.
— Всё, хватит! — скомандовала испанка и, поморщившись, провела пальцами по щеке. — Merde, не думала, что ты меня достанешь.
— Стараюсь, — я церемонно поклонился.
Она чуть заметно усмехнулась.
— Призыв Таланта, садись и отрабатывай. Не менее тридцати раз.
Анубис недовольно заворчал — ему категорически не нравилось это упражнение. А кому понравится, когда тебя гоняют туда-сюда? К тому же тренировка повышала мой контроль над Талантом. Но спорить Анубис не стал, он постепенно привыкал к послушанию и твёрдой руке.
Стоило мне сделать призыв, как Диего заставила меня “носить воду” — простой экзерсис, когда требовалось зачерпывать чистую силу и выливать в пространство. Несмотря на элементарность, упражнение требовало немалой концентрации. Так что я уселся на камень, поджав ноги, закрыл глаза и потянулся к Таланту.
Я сделал пять “ходок” и недовольно потыкал Анубиса. Где сила, дружок? Кто у нас обожрался “красной ртути” так, что сутки спал? И где, я спрашиваю, новая мощь? Если она и подросла, то совсем чуть-чуть, на десятину, не больше. Куда остальное дел, зараза?
Анубис заворочался, уходя от ответа. Попытался нырнуть глубже, но я поймал его за “хвост” и стал трясти. Нет уж, отвечай, гад! Я, значит, стараюсь, лезу в сырой могильник, добываю, рискуя жизнью, а он прячет. Где сила, я спрашиваю?
Разговор с Талантом был похож на общение с немым иностранцем. Он мычал, ухал, пупунькал, шипел и рычал, но объяснить ничего не мог. Разозлённый, что я ничего не понимаю, Анубис взбрыкнул, чуть не скинув меня с камня. А следом начал показывать мне “кино”.
Поле битвы. Сломанные пики, изрытая земля, стволы взорванных пушек смотрят в небо. И мертвецы: тысячи и тысячи вокруг, в мундирах Петровской эпохи, страшным ковром на вытоптанной траве.
Посреди этого царства мёртвых стоит человек. Он на мгновение оборачивается. Дядя?! Только молодой, лет тридцати, не больше. Некромант поднимает руку, и вокруг начинают вставать трупы. Покачивая окровавленными головами, они медленно становятся на ноги, шатаясь как пьяные. Дюжина поднятых улыбается синими губами.
Видение моргает. То же поле, те же мёртвые тела, но в центре уже не дядя, а я сам. Моя рука властно поднимается, беззвучно приказывая. И следом встают мертвецы. Только уже не жалкий десяток, а сотня. С горящими глазами, хищным оскалом и оружием в руках.
“Кино” заканчилось так же неожиданно, как и началось. Анубис, ёшки-матрёшки, во что ты вложил мою силу? В некромантскую мощь?!
Талант довольно угукнул и кивнул несуществующей головой.
Да какая же ты сволочь, Анубис! До чего же обидно. Три шарика “красной ртути” дали бы мне силу уделать любого мага с Талантом. А ты?! Вбухал всё в бесполезный подъём мёртвых. Зачем он мне, а?
— Ты заснул, что ли?
Резкий окрик Диего отвлёк меня от ругани с Анубисом.
— Делай упражнение, а не собственный пупок разглядывай, — испанка щёлкнула пальцами: — Быстро!
Я кивнул и принялся с удвоенной силой черпать эфир.
Диего, похоже, получала извращённое удовольствие, напрягая меня разными упражнениями. Дай ей волю, она бы меня весь день гоняла до кровавых мозолей. Но завтраки она любила больше, чем измываться, и мы прервались. Пока шли обратно к усадьбе, я спросил её:
— Диего, я мельком слышал разговоры, что “такой-то стал магом огня”, другой “талантливый маг воды”, третий “хочет выбрать землю”. Может, и мне стоит взять специализацию?
В ответ испанка возмущённо фыркнула:
— Специализация! Глупость и ничего больше. Древние маги держатся за свои предрассудки, вдалбливая в молодёжь старинный идиотизм. Маг огня! Всё равно что фехтовальщику отрубить ногу и гордиться увечьем. Однорукий стрелок! Как тебе такое?
Она со злостью метнула в землю ледяной всполох.
— Каждый маг должен уметь работать со всеми стихиями. Если “маг огня”, — Диего передразнила меня писклявым голосом, — может на полсекунды быстрее метнуть пламя, это не даст ему ничего. Полноценный волшебник встретит его щитом воздуха, ударом воды и закопает гроб в землю. А лучшие просто выжгут его чистым эфиром. Даже не говори мне больше про это извращение над магией.
Я кивнул. Понял, не дурак, учту на будущее. Эфиром, говорит, выжечь? Надо попробовать сделать домашнюю заготовку.
* * *
Осень уже чувствовалась вовсю. Зарядили дожди, парк за окном стоял жёлтый, а на меня напала хандра. Видимо, та самая, русская: смотришь на низкие тучи, голую пашню, дорогу, превратившуюся в грязь, и грустишь о тщетности бытия. Я уже подумывал съездить к Добрятниковым, чтобы отвлечься, но тут явился неожиданный гость — батюшка Андрей.
