Из клубов оседающей пыли выпрыгнул Киж. Весело подмигнул и принялся отряхиваться.
— Фу, сударыня, вы перебарщиваете со страстью. В следующий раз можете попасть в меня, и вам придётся оплакивать несчастного поручика на могилке. А слёзы плохо влияют на цвет лица. Давайте вернёмся к вашим замечательным молниям. Я могу встать поближе, чтобы вам было проще целиться.
От гнева Диего побелела и замерла на месте. Вокруг неё начал сгущаться эфир — вихрь из раскалённых нитей, светящихся багровым. Не знаю, что за колдовство она задумала применить, но мне уже не нравилось. Это, между прочим, моя усадьба, я тут живу и переезжать не собираюсь.
— Хватит! Прекратите немедленно!
К моему резкому окрику добавился рык Анубиса, сбившего вихрь и ударившего под дых мёртвого поручика.
— Констан! — Диего подскочила ко мне. — Это же ходячий покойник!
— И что?
— Как что?! Его надо срочно сжечь! Нельзя, чтобы он здесь ходи…
— Не надо жечь. Это мой покойник, пусть ходит.
Испанка чуть не задохнулась от возмущения.
— Нельзя…
— Диего, успокойся. Ты забыла, что я некромант? Повторю ещё раз: это мой мёртвый. Оставь его в покое.
— Он может вцепиться в горло живому в любой момент! Нельзя верить покойникам, Констан!
— Я больше не доверяю живым, Диего. А этот на твоё горло не покушался. Или это было не горло? — подмигнул я.
Испанка фыркнула, развернулась и гордо удалилась в дом, игнорируя поручика, который принялся галантно кланяться.
— Из-за чего спор? — поманил я Кижа.
— Простите, Константин Платонович, — бодрый покойник тяжело вздохнул, — моя вина. Расслабился и дал ей увидеть свою… сущность. А она как с цепи сорвалась, мы два раза вокруг пруда оббежали, а потом я сюда свернул.
Он ещё раз вздохнул:
— Очень жаль. Такая горячая женщина!
— Дмитрий Иванович, — я взял его за пуговицу на камзоле и чуть притянул, — сдаётся мне, дядя тебя за такие дела и отправил в подвал.
— Да вы что!
— Так вот, первое и последнее предупреждение — прекращай. Ещё одна такая выходка, и я тебя в тот же гробик упакую. Понял?
Ему в лицо насмешливо рыкнул Анубис — Талант прекрасно помнил, как загнать покойника обратно.
— Понял, — Киж разочарованно опустил голову, — а жаль. Соскучился я по женскому обществу, Константин Платонович.
— Будешь себя хорошо вести, возьму с собой в Муром или Москву. Там и развлечёшься, если пообещаешь не выдавать, кто ты есть.
Глаза поручика вспыхнули.
— Не извольте сомневаться, Константин Платонович, отслужу так, что будете довольны.
— Вот и чудно. Постарайся больше не выводить из себя Диего.
— Так точно. Разрешите мне заглянуть в кузницу? Интересно посмотреть, что там.
Я махнул рукой — пусть гуляет. Он кивнул, поклонился и пошёл на экскурсию к Прохору. Надеюсь, кузнец его не пришибёт случайно молотом.
* * *
За ужином эта история получила небольшое продолжение. Диего вела себя так, будто Кижа не существует вовсе. Даже когда он обращался к ней, испанка бесстрастно смотрела сквозь него. Вот это, я понимаю, самоконтроль.
Киж, чтобы не сидеть молча, попытался слегка полюбезничать с Александрой.
— Сударыня, я просто поражён. Вы сегодня…
— Господин Киж, — резко перебила его рыжая, — прекратите эти ваши штучки. Я вам что, дурочка на выданье? Или, ещё хуже, какая-нибудь профурсетка? Я маг, — она выставила на него палец, — зарубите себе на носу. И я не намерена тратить время на пустые вздохи под луной и прочую чушь. Будьте любезны оставить ваши комплименты для кого-нибудь другого. Или я попрошу разрешения у Константина Платоновича наложить на вас Знак молчания.
Никакого Знака молчания не существовало, тут Александра приукрасила. Но Киж такой поворот дела принял к сведенью и разом поскучнел. Обвёл взглядом стол и наткнулся на скромно сидевшую Таню. Девушка, со страданием на лице, мужественно пыталась есть ножом и вилкой.
Я не стал ему ничего говорить, а просто слегка тренькнул по невидимой струне, натянутой между нами. Киж мгновенно почувствовал моё недовольство и понятливо кивнул. Но не расстроился — минуту помолчал и переключился на Настасью Филипповну. Развлекал её разговором, делал мимоходом комплименты и много улыбался. Ключница хмыкала, хитро на него косилась, но было видно, что ей приятно. Вот уж за неё я точно волноваться не собираюсь, пусть сама разбирается.
* * *
Поздно вечером, когда я уже собирался лечь спать, в дверь робко постучали.
— Войдите!
В комнату проскользнула Таня и замерла у входа, опустив взгляд в пол. Александра и Настасья Филипповна отлично справились: переодели орку в приличное дворянское платье, уложили волосы в причёску вместо косы и, кажется, даже припудрили. Получилось, на мой вкус, очень неплохо — на придворную даму не тянет, но уже и не крестьянка.
— Что-то случилось, Таня?
Она помотала головой.
— Константин Платонович, можно спросить?
— Конечно, — я указал на кресло, — присаживайся и спрашивай.
Таня подошла к креслу, но садиться не стала. Встала за спинкой и опёрлась на неё ладонями.
— Константин Платонович, я вот чего подумала. Может, не надо меня… Ну, наряжать, и вообще. Давайте, вы меня так будете учить, а? Я и в своём сарафане всё понимаю. Ведь так? Не одежда же ум даёт? И комнату отдельную не надо, мне в людской хорошо было, даже веселее. И место за столом занимаю, вилкой тыкать не умею. А, Константин Платонович, так ведь? Только зряшные траты на меня…
— Сядь.
Вздохнув, Таня осторожно опустилась в кресло, сложила руки на коленях и снова потупилась.
— Сама придумала или подсказал кто?
— Сама, Константин Платонович. Я и не разговаривала ни с кем. Только думаю всё время, как вы меня “барышней” сделали.
— И что, не нравится?
— Нравится, — она шмыгнула носом, — как такое может не нравиться?
— А зачем тогда отказываешься?
— Так ведь я говорила! Траты лишние на меня, комнату занимать буду, одёжу…
— Это не причины.
Я подошёл к ней, взял за подбородок и поднял голову, чтобы она посмотрела мне в глаза.
— А теперь рассказывай честно, как на духу.
Таня молчала почти минуту — было заметно, как ей тяжело найти нужные слова.
— Страшно, Константин Платонович.
— А на бал с Марьей Алексевной не страшно было?
— Ой, ну вы скажете тоже! На бал понарошку было. Будто на колядки козой нарядиться. Или этот, как его, курнавал столичный. Вот и меня Марья Алексевна нарядила, свозила и отпустила, — Таня сделала жалостливые глаза, как у котёнка. — А вы меня на всё время хотите.
