Как оказалась на траве голой — помнила смутно. Раздевали они друг друга быстро, не на секунду не прерывая поцелуя. Рубин даже умудрилась распустить его волосы.
Аромат тела Ордериона, смешанный с запахом выделанной кожи и пота, возбуждал так сильно, что Рубин бесстыдно терлась о принца, желая пропитаться этой смесью насквозь. Она подозревала, что и сама пахнет далеко не лилиями, но казалось, что Ордериону тоже это нравится.
Он водил языком по коже ее шеи и целовал ключицы. Он посасывал ее грудь, сжимая ее горячей-живой и холодной-каменной ладонями. А Рубин всхлипывала, наслаждаясь этой вызывающей сценой и запуская пальцы в его волосы.
Ордерион нашел складки под ее грудью и с особым пристрастием обследовал и их. Живот, пупок, бедра, ягодицы… Он терзал их пальцами и губами, и даже попытался совсем к причинному месту припасть, но Рубин не позволила.
Ордерион спорить не стал и быстро вернулся к ее груди. Все-таки манила она его не хуже всего остального.
Когда терпеть стало совсем невмоготу, Рубин настойчиво обхватила Ордериона бедрами и начала тереться о (боги его побери!) чересчур большой орган. С размером Ордериона ей, очевидно, не повезло, но Рубин идти из-за этого на попятную даже не собиралась. Не беда! Его фаворитки справлялись — и она справится!
Ордерион, заметив ее настойчивость, завел руку и стал бесцеремонно гладить лоно. Казалось, что его пальцы просто утонули во влаге…
— Будет немного больно, — предупредил он.
— Я знаю! — выпалила Рубин чересчур громко.
— Не бойся, — прошептал Ордерион ей на ухо. — Я не стану спешить.
«Лучше поторопись!» — кричал ее голос внутри.
Рубин почувствовала, как он начинает плавно заполнять ее. Остановился. Принцесса напряглась, но Ордерион нашел ее губы и стал целовать, отвлекая от всяких неприятных мыслей.
Толчок — и Рубин вся сжалась, хмурясь от боли.
— Тш-ш-ш, — успокаивал Ордерион, замерев над ней. — Сейчас пройдет и будет только хорошо.
— Поскорей бы, — пропищала Рубин, — хорошо стало.
Принц усмехнулся.
— Боги, дева, ты даже в такой ситуации остра на язык!
— Ну, ситуация, знаешь ли… щекотливая.
— Трава спину щекочет? — Ордерион прикусил мочку ее уха.
— Есть немного, — согласилась она.
Ордерион сделал движение, и у Рубин дыхание на вдохе перехватило.
— О-ей-ей… — простонала она, почувствовав удовольствие слишком остро.
— Да, моя принцесса, — Ордерион многообещающе улыбнулся, — сейчас будет о-ей-ей.
Он снова совершил движение. Рубин тихо застонала. Еще одно. А потом снова. И голос Рубин как будто стал прорезываться, выдавая стон за стоном, пока она не вцепилась в его плечи, испещренные отметками силы, подавая бедра навстречу.
Вспышка света. Она увидела ее так же четко, как и марево, которое тут же разошлось по сторонам. Пройдя сквозь Ордериона, оно побежало дальше, рассеиваясь в пространстве вокруг. Принц застонал у нее над ухом, а из тела Рубин вырвалось новое свечение. Знаки силы на коже Ордериона засияли золотым, перемежаясь с черными стрелами молний. Очередная вспышка совпала с их совместным возгласом, и Рубин поняла, что хочет только одного — продолжать!
Она повисла на шее Ордериона, цепляясь за него, как за последний оплот пребывания в этом мире. Чувства все обострились до предела. Они слились в гармонию звуков вокруг, вплелись в шум ветра, колышущего кроны деревьев, соединились с пением птиц, щебечущих на разные лады, проникли в каждую травинку на заливном лугу и разошлись по бескрайнему небу, нарисованному голубым. Все вокруг — есть он и она, а она и он — это все вокруг.
Вибрирующая волна поднялась из недр ее тела, охватывая всю сущность разом. Яркий свет залил окружающий мир. Все метки на коже Ордериона вспыхнули золотым. Волна побежала назад, сворачиваясь, собираясь и ударяя в одну точку внизу живота. Они с Ордерионом застонали вместе. Он выгнул спину, а Рубин прильнула к нему, ощущая, как он пульсирует внутри в ответ на сокращения ее внутренних мышц.
Несколько минут они не двигались. Замерли, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Наконец, Ордерион отстранился и скатился на бок, увлекая Рубин за собой.
— Я думал, что умру… — произнес он, глядя куда-то в небо.
Рубин нахмурилась, услышав его слова, отвернулась и попыталась встать.
— Куда? — не понял Ордерион, возвращая ее на место, то есть на себя.
Рубин начала отбиваться, пряча от него лицо.
— Да что случилось! — в негодовании воскликнул принц.
— Этот свет… Я не специально! — начала оправдываться Рубин. — Больше я к тебе не прикоснусь! И ты меня не касайся, если хочешь жить!
Ордерион обомлел. Рубин снова попыталась вырваться, но он сковал ее запястья и ловким движением опрокинул на спину, придавливая собой сверху.
— Глупая… — он вжался носом в ее шею. — Я от удовольствия чуть не умер. Ты восхитительна, моя дева. Запомни это и не забывай. И не вздумай сбегать от меня. Из-под земли достану и в свою постель верну. Все поняла?
Рубин молчала.
Ордерион поднял голову и навис над ее лицом.
— Ты все поняла? — повторил он.
— Да, — она кивнула, хотя про «все поняла» вопросы еще оставались.
— Чутье не подвело, — он стал водить носом по коже ее щеки. — Ты — моя. И я тебя никому не отдам.
— И все же ты собственник, — едва слышно заметила Рубин.
— По-моему, я этого и не отрицал, — он усмехнулся.
— Что это был за свет? — с опаской спросила Рубин.
— Твоя мана, — ответил он. — Когда разум повелителя силы перестает контролировать тело, она может прорываться на волю.
— Твоя тоже вырывалась. Я видела, как светились твои метки.
— Ну ты же сводишь меня с ума, — он ласково улыбнулся. — Вот моя мана и беснуется.
— Это опасно? — Рубин озадаченно свела брови.
— Нет, — засмеялся Ордерион. — Прорыв маны может причинить вред, когда повелитель силы теряет контроль над собой по причине ярости и гнева. Тело преобразует ману в смертоносную форму, и тогда… — Ордерион озадаченно покачал головой, — быть беде. Но когда мана вырывается от того, что повелителю очень хорошо… — он звучно чмокнул ее в припухшие от поцелуев губы и отпустил ее запястья, — нужно расслабиться и получать удовольствие.
— А почему на твоем лице стало меньше меток? — спросила Рубин, чем вызвала у Ордериона неподдельное удивление.
— Их меньше? — с сомнением произнес он.
— Да, — кивнула Рубин. — На твоем лбу и висках их практически не осталось.
Ордерион сначала задумался, а потом хмыкнул. Несколько раз.
