Маркус напрягся. Он давно свыкся с гулом и щелчками в голове и почти не замечал их. Но изредка звук становился нестерпимо громким. Тогда приходилось искать место, где он на максимуме превращается в осязаемую вибрацию: угол стола, трещина в штукатурке или щель между половицами. Однажды Маркусу пришлось залезть на крышу интерната и дотронуться до конька, чтобы почувствовать наконец, как в ладонь ударяет синяя молния, заставляя шум стихнуть. Андрея громкие звуки мучили не меньше Маркуса. Старый интернатский доктор возил друзей к неврологу в город. Тот выписал таблетки, но они не помогали, а только нагоняли сон.
– Допустим, есть такое, – нехотя признался Маркус.
– Очень хорошо! – неожиданно обрадовался профессор. – Приглашаю тебя ко мне в гости. – Он понизил голос: – Здесь не подходящая обстановка для бесед.
– Ладно, – пожал плечами Маркус. Теперь он, по крайней мере, знал, чем ему будет полезен профессор. – Вы сумеете договориться с Бролем?
– Думаю, да, – сощурился Дубек, сжимая в руках бумажник.
* * *
На следующее утро Броль действительно подмахнул разрешение на выход в город.
– Выжми из этого Дубека все, что можно. – Андрей хлопнул Маркуса по спине. – Вдруг он и правда объяснит нам, что происходит.
Репродуктор на стене закрякал: «Маркуса Новака ожидают на проходной!»
– Ладно, я пошел, – кивнул Маркус.
Дубек, опершись на трость, ждал его у ворот интерната.
Профессор жил в старом университетском общежитии. До кампуса ехали на метро. Последний раз Маркус ездил в поезде вместе родителями. Мерное покачивание вагона, вой электродвигателей, щебет женского голоска, объявляющего станции, растревожили память. Маркус неожиданно вспомнил материнские руки – длинные пальцы с накрашенными красным лаком ногтями. Мать сидела на вагонном диване и держала маленького Маркуса на коленях. Ее волосы пахли яблоками.
Дубек показал Маркусу свою двухкомнатную квартиру – гостиная квадратов на двадцать и крохотная спальня, где помещалась только двуспальная кровать. В доме царствовала профессорская жена – грубая и властная женщина. Хмурясь, она усадила Маркуса за обеденный стол и поставила перед ним тарелку супа. Обстановка в комнате не отличалась чем-то особенным: кроме стола и нескольких стульев, у стены примостились сервант и книжный шкаф, напротив них – комод на три ящика, у окна – телевизор с выпуклым кинескопом.
– Мы с твоим отцом работали на одной кафедре, но в разных лабораториях. – Дубек сел за стол напротив Маркуса. Жена принесла ему суп. – Так сказать, пытались доказать противоположные теории одного и того же явления. – Он откусил хлеба и, чавкая, продолжил: – Ты знаешь, что такое религия?
– Э-э… – Маркус застыл с ложкой в руке. – Невежественные суеверия и обожествление явлений природы? – припомнил он из школьной программы. – Наши предки поклонялись тому, чего не понимали. Но современная наука может объяснить любые явления.
– Это да! – крякнул профессор. – Иррациональная вера в существование Высшей Силы. Так сказать, чувство Высшего присутствия. – Он зачерпнул суп ложкой и с шумом отправил ее в рот. – Но наука отнюдь не всесильна. Многие феномены нашего сознания, жизни и смерти пока мало изучены.
– Смерть – это прекращение всех биологических процессов в человеческом организме, – продолжил цитировать Маркус, одновременно работая ложкой.
– Верно. – Дубек потянулся за новым куском хлеба. – Но если жизнь не ограничивается биологическими процессами? Человек – это комплекс электромагнитных полей. Пока наука считает, что они вызваны электрическими процессами в клетках, но вдруг все наоборот – клетки живы пока на них воздействует первичное электромагнитное поле? Что, если эта энергетическая сущность человека сохраняется и после смерти?
Маркус пожал плечами. Когда-то он верил, что его родители живы, просто уехали надолго и непременно вернутся. Но потом он понял, что пустые надежды отнимают силы. За годы, проведенные в интернате, Маркусу стало легче думать, что отца с матерью больше нет, а возможно, никогда и не было.
– Ты что-нибудь слышал про секту «телефонистов»? – прервал его мысли профессор.
– Нет, – нахмурился Маркус.
– Немудрено! – усмехнулся Дубек. – Они скрытные и промышляют главным образом в Левобережье, в Заречье – редко. В других странах такого нет и в помине. – Профессор помолчал. – Так вот, эти телефонисты могут связываться с умершими людьми, причем не просто так, а через электрические приборы – телефоны или радиоприемники.
Маркус придвинулся к столу, с удивлением глядя на профессора. Из кухни пришла хмурая пани Дубек, забрать пустые тарелки.
– Она считает все это глупостью, – зашептал профессор, когда супруга скрылась за кухонными дверями. – Ее можно понять: в науке она ничего не смыслит. Подрабатывает переводами зарубежной беллетристики. Получает иногда больше моего… – Дубек замолчал, будто обдумывая внезапно посетившую его мысль. – М-да, но дело не в этом, – нахмурился он. – Все это и мне казалось бы глупостью, если бы я сам в молодости не воспользовался услугами телефониста.
На кухне возмущенно зашипела плита. Профессор потянул носом, будто охотничий пес, и заговорщически подмигнул Маркусу.
– У меня тогда был непростой период в жизни, хотелось руки на себя наложить. – Дубек поморщился. – И вдруг звонит незнакомая девушка и говорит, что я могу связаться с моим умершим отцом.
Маркус заморгал.
– Да-да, – кивнул профессор. – Нормальный человек счел бы подобное предложение розыгрышем или мошенничеством, но тогда я ухватился за возникшую возможность как за спасительную соломинку.
Снова вошла пани Дубек, неся миниатюрные фарфоровые чашки и дымящуюся турку. Комната утонула в резком запахе свежеприготовленного кофе. Пока супруга разливала напиток, Дубек ерзал на стуле.
– Так вот… – Профессор глотнул из чашки и прикрыл глаза от удовольствия. – Девушка продиктовала адрес на окраине северного района. Там меня ждал человек… – Дубек сощурился. – Интересно, лицо его будто стерлось из памяти… Помню, мы пошли в заброшенные эллинги, он дал мне телефонную трубку и приладил провод к трещине в стене. – Профессор отхлебнул кофе. – Я действительно говорил с отцом. – Он помолчал. – И это, так сказать, определило мою дальнейшую научную карьеру.
Маркус отхлебнул из чашки и скривился от горечи: в интернате он видел кофе только на столе Броля, но никогда не пробовал.
– Да, крепкий… – ухмыльнулся Дубек. – Конечно, не я мог посвящать изучению феномена телефонистов все свое время. – Профессор отодвинул от себя пустую чашку и откинулся на спинку стула. – Но иногда возвращался к этому. Первое, что я обнаружил, – магнитосфера Левобережья отличается от других районов, а второе – есть люди, способные активно взаимодействовать с электромагнитными полями…
Маркус быстро размяк, слушая голос Дубека. Профессор вошел в раж и сыпал непонятными терминами. Оставалось только невпопад кивать и наслаждаться возможностью провести время вне опостылевших стен интерната.
