Книга Кыш, пернатые!, страница 5. Автор книги Александр Гриневский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Кыш, пернатые!»

Cтраница 5

И самое главное: все без исключения познакомились с человеком в сандалиях! Одет он мог быть по-разному, повстречать его можно было где угодно, но сандалии – неизменны.

Вы не подумайте, что это я сам так гладко научился анализировать и излагать. Это Валерий Палыч всё разложил по полочкам и разъяснил. Недаром кандидат технических наук.

Хотя… Я тоже изменился. Спокойнее стал. Фатализм, молчание и одиночество. Что-то во мне сломалось. Уверенность потерял. А откуда ей взяться, если целыми днями дома, да ещё и занавески задернуты. И лишь иногда, когда уже совсем невмоготу, выведет жена ночью в Лосинку – словно собаку выгуливает, порезвишься, полетаешь чуток.

Тогда Ваньку и встретил.

Жуткое зрелище, когда мимо тебя, летящего ещё с опаской – как бы по неумению вниз ненароком не рухнуть, проносится в ночи чудище с растопыренными крыльями и свисающими голыми ногами. Ванька – он голым летал.

Вот тогда я чуть и не рухнул. С перепугу даже не сообразил, что он такой же, как я. Заметался – и вниз! А там деревья. Я сквозь ветки – с треском, кожу обдирая. Сижу на земле, не двигаюсь, затаился.

Этот здоровой чёрной тенью накрыл ещё пару раз и исчез. Ну, думаю, пронесло. Что же это было такое?

Вдруг слышу, идёт кто-то, ветки трещат – пробирается! Кричит: «Эй! Мужик! Где ты? Да не бойся, выходи! Мы с тобой одной крови!»

Тут меня и осенило: он такой же. Тоже с крыльями!

Познакомились – и закончилось моё одиночество.

Пришли к нам домой, жена на кухню – готовить, а мы с ним – в комнату и… будто языками зацепились. Меня как прорвало, не остановить. Почти год ни с кем, кроме жены, не разговаривал. Картинка, вообще-то, сюрная – сидят за столом два голых мужика, крылья до полу свесив, жена этих голых по очереди с ложки кормит, а они с набитыми ртами всё говорят и говорят, перебивая друг друга. Про этого хрена в сандалиях, про жизнь исковерканную.

Оказалось, Ванька уже полтора года в таком состоянии находится. Жена три месяца выдержала и выгнала. Грозила, сука, что если не освободит квартиру, то заявит – и упекут его, куда следует.


Промзона есть заброшенная в Лосинке, недалеко от станции Белокаменная, там он обретался. Хлебнул! Жрал по ночам на помойке. А куда деваться? Потом к бомжам пристал. Полегче стало. Этим безразлично, есть у тебя крылья или нет. Подкормили чуток. Но не долго продолжалось. Как-то спьяну отметелили ни за что. Просто под пьяную руку подвернулся. А крыльями-то не особо отмашешься.

Потом светлая полоса пошла, как в сказке. Только вместо красавицы принцессы – одинокая старушка.

Ванька – мужик весёлый, разбитной. И рассказывает про своё житьё-бытьё весело. Слушать интересно.

– Представь, – говорит, – плетусь я как-то ранним утром, только светать начало – голодный, оборванный. Пока темно было, по помойкам окрестным шарил. Всё, думаю, сдаваться надо. Пускай забирают, пусть взаперти держат, зато хоть кормить будут. Не могу больше. И иду уже открыто, не прячусь – будь, что будет. Смотрю: на лавочке старушенция сидит – божий одуванчик, хлебом голубей кормит. Чего в такую рань на улицу выползла? Батон крошит и перед собой разбрасывает. Голубей целая стая, жирные, возле её ног суетятся, подбирают крошки. Ненавижу птиц! У меня при виде белого хлеба аж слюна по подбородку потекла. Почему этих жирных подкармливают? Распугал голубей, встал перед ней, крылья свесил – мол, я тоже птица! Она, вроде, и не удивилась. Словно всю жизнь мужиков с крыльями видала. Хлеб мне протягивает. А как я его возьму? Присел на скамейку, с ней рядом, она меня с рук покормила. Потом к себе взяла. Одинокая. Сердобольная. Так и стал я у неё жить и её пенсию проедать.


Несмотря на все передряги, Ванька оставался подтянутым красивым мужиком лет сорока – кудрявый брюнет с широкоскулым улыбчивым лицом, в бороде и при обильной шерсти по груди и животу.

Он у меня тогда два дня прожил. На третий день домой запросился. Говорит – старушка моя поди с ума сходит, думает, отловили.

Да я и сам уже понимал, что пора ему сваливать. На Машу он начал поглядывать, заметно стало. Она тоже расцвела, порхает по дому. Как же, новый мужик по квартире голяком расхаживает. И, чувствую, сравнение не в мою пользу.

Ванька – он такой… наглый немного, что ли… Везде себя как дома чувствует.

Выхожу я как-то из спальни, а он:

– Валя! Что у тебя с лицом? – И глаза испуганно таращит.

– Что с лицом? – спрашиваю.

– Да у тебя же клюв вырос!

Купился! В прихожую, к зеркалу метнулся. Моя стоит в дверях – заливается. Весело ей! А этот довольный. Грудь волосатую выставил…

С одеждой у нас жуткая проблема. Во-первых, она оказалось и не нужна вовсе. После того, как крылья отрасли, я совсем перестал мерзнуть, и жарко мне ни разу не было. Во-вторых, сам – ни надеть, ни снять. Ну и в-третьих, прошу прощения, как в туалет ходить? Сначала жена всё старалась что-то приспособить – то фартук напялить, то рубаху длинную. Неудобно. Да и не нужно. Чего жену стесняться? Не такое видели. Через пару месяцев и я, и она привыкли.

А тут Ванька мне признался, что у него женщины полтора года не было. Нет, думаю, пускай валит от греха подальше.

Договорились, где и когда будем встречаться, и жена его повела, ночью. Он возле «Маленковской» со своей старушкой жил, от нас недалеко.

Сижу у окна, в темноту гляжу, жену дожидаюсь, переживаю. А ну как они сейчас с Ванькой любовь закрутят, а меня по боку? Парень видный, по бабам истосковавшийся. Ну и что, что она старше на десять лет?.. Сейчас ему не до жиру. И такую я незащищенность почувствовал. Ведь пропаду без жены. Не выживу один.

Обошлось. Вернулась. Зажили, как прежде.

Нет. Вру, конечно. Всё по-другому стало.

Ванька меня ещё с тремя крылатыми свёл, что в Лосинке обретались: Димон-рыжий, Петрович и Дед. Но дружбы с ними как-то не наладилось, да и обитали они далековато – не налетаешься.

Разными они были.

Димон действительно был рыжим. Странное сочетание – залысина со лба, окаймлённая рыжими волосами, и угольно черное перо на крыльях. Димон – он совсем безбашенный. Даже в дневное время летать не боялся. И ловцов ненавидел люто: убивать, мол, этих сук надо, не они нас должны отлавливать, а мы их.

Петрович – тихий, пожилой, пришибленный. Ныл всё время, на судьбу жаловался. Хотя как раз ему-то жаловаться грех. В семье, и сын его пас. Летом на дачу на машине вывозили.

А Дед был натуралом, отшельником. Да и какой он Дед?! Не больше пятидесяти. Маленький, юркий. Но – патлатый: волосы ниже плеч, бородища на грудь сползает. С первого дня, как крыльями оброс, с внешним миром порвал. Жил в лесу, ночевал (вернее дневал – так, наверное, правильнее выразиться) на деревьях. Сыроед – мясо сырое жрал. Охотиться навострился на мелких птиц, мышей. Кормушки птичьи ночами подчищал – их много в Лосинке. Про себя говорил: «Я новая особь – человекокрыл! А значит, и образ жизни у меня должен быть особый, наиболее приближенный к природе. Врасти в природу надо, слиться с ней». Но, глядя на него, врастать почему-то не хочется. Кофе я хочу по утрам пить, а не воду из лужи… А что ногами вытворял! Уму непостижимо. Всё мог делать. Ну, или почти всё.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация