— Пожалуй, он хорошо меня поймет… только он не слишком хорошо умеет хранить молчание.
Ливи подошел к ним, протянул ей свой большой кулак, и Сэди ударила по нему костяшками пальцев. Потом она повернулась к Каррику и покачала головой:
— Я шутила, Каррик, как ты раньше шутил с Ливи. Нет, я не выйду за Хассана, ни сейчас, ни потом. Хотя его родные считают меня настоящим чудом, они, как и мы с Хассаном, хорошо понимают, что мы навсегда останемся только друзьями. Ты как-то побледнел. Может, хочешь прилечь?
Он обхватил ладонями ее щеки, притянул к себе и рассмеялся.
Эта женщина сведет его с ума!
Сведет? Нет, уже сводит.
Глава 8
Сэди в прихожей надела пальто и заматывала шею шарфом, когда Каррик тронул ее за локоть. Она обернулась. Он привлек ее к себе и прошептал на ухо:
— Останься.
Одно слово, но какое сильное!
Он отошел, чтобы попрощаться с другими гостями, и Сэди посмотрела в его широкую спину. Ей нужно было уйти, но она хотела остаться. Если она не пойдет на улицу следом за его друзьями и родными, скорее всего, она снова окажется с Карриком в постели, и граница между сексом и привязанностью, желанием и… ну, не любовью, но расположением… станет еще более размытой.
Она не может, не хочет влюбляться в Каррика. Однажды она уже влюбилась, из-за чего перенесла много боли.
Дружбу она еще вынесет, вынесет секс, вынесет совместное воспитание ребенка, но, если отдаст ему свое сердце, зайдет слишком далеко. И все же чем больше времени она проводила с Карриком, тем более размытой делалась граница. А эти границы и без того были достаточно непрочными. Она начинала верить, что Каррик совсем не похож на того негодяя, каким его рисовали Тамлин и Бет.
Ну вот…
Она сама признала. И испугалась до полусмерти; похоже, она уничтожала существующий между ними барьер, главное средство защиты.
Ей в самом деле нужно идти. Но вместо того, чтобы направиться к двери, она сбросила пальто, повесила на крючок, а шарф снова сунула в боковой карман.
Никуда она не поедет…
Во всяком случае, сегодня.
Сэди вернулась. Проходя мимо столовой, где стоял стол на шестнадцать персон и висела изящная люстра, она увидела позолоченную раму большой картины, которая висела над камином.
Не в силах устоять перед искушением полюбоваться исключительным произведением искусства, она незаметно вошла в комнату и, пройдя мимо стульев с высокими спинками, остановилась перед картиной, рассматривая образ Мадонны с младенцем.
Она не узнавала художника, зато прекрасно узнала стиль: венецианский, возможно, восемнадцатого века. В стиле Караваджо… возможно, кисти одного из его последователей, потому что на стене у Каррика Мерфи никак не может висеть подлинный Караваджо.
Или все-таки?…
Сэди услышала шаги; когда они замерли у двери, она обернулась и увидела Каррика. Кивнув на картину, она улыбнулась:
— Я тут гадаю, подлинный у тебя Караваджо или нет.
Каррик улыбнулся:
— Нет. Картина одного из его учеников, мы точно не знаем, кого именно, но уверены, что ее написал не сам мастер.
— И все же она изумительно экспрессивна! — Сэди показала на лик Мадонны, который переполняла любовь к новорожденному младенцу. — Она красавица… они оба красивы.
— Связь матери и ребенка, — сказал Каррик, подходя и останавливаясь с ней рядом. Руки он держал в карманах черных брюк. — Универсальная тема.
Сэди положила руку на спинку одного из стульев; она не сводила взгляда с безмятежного лица Мадонны.
— Ты помнишь свою родную мать?
Каррик заметно напрягся, но спустя какое-то время кивнул:
— Немного. Она умерла, когда мне было шесть лет; помню, как она читала мне вслух книгу о медвежьей охоте.
Она тоже любила ту книгу…
— Я помню ее духи, помню, как она меня обнимала… и какой стала бледной, когда заболела.
— От чего она умерла? — спросила Сэди, стараясь говорить тише, чтобы не обидеть его.
— Рак, — ответил Каррик. — Диагноз ей поставили в январе, а в апреле ее уже не стало. Сэди поморщилась: очень быстро!
— А когда у вас появилась мачеха?
— Когда мне было восемь, — ответил Каррик, немного смягчаясь. — Она нас всех объединила; с ней мы почувствовали себя… не знаю, как лучше сказать. В безопасности? Любимыми? Цельными? Отец пытался что-то делать, но ему не слишком удавались повседневные хлопоты, связанные с нашим воспитанием. Он не знал, как обращаться с тремя испуганными мальчиками с разбитым сердцем. — На лице Каррика появилось виноватое выражение. — Зря я это сказал. Отец как мог старался справиться с собственным горем.
— Каррик, ты ведь не критикуешь отца, а просто констатируешь факт, — утешила его Сэди, кладя руку ему на плечо.
Каррик накрыл ее руку своей и сжал ей пальцы.
— У Рэни было огромное сердце и глубокая способность любить. Нам так повезло, что отец встретил ее и женился на ней! — Каррик огляделся по сторонам и поморщился. — Как здесь холодно! Давай вернемся в гостиную. Или в кабинет.
Сэди вышла следом за ним и дотронулась до рамы наброска, висевшего напротив двери.
— Вообще я бы выпила чаю.
Каррик сменил направление и повел ее в просторную кухню. Все рабочие поверхности были заставлены бокалами и тарелками.
Увидев беспорядок, Сэди поморщилась:
— Может, загрузим посудомойку?
Каррик налил воды в чайник и поставил его на плиту.
— Уборщики разберутся с посудой утром. — Он открыл шкафчик и задумчиво посмотрел на многочисленные коробочки с чаем. — У меня десять разных сортов, сам не понимаю, почему я никогда его не пью. — Он поманил ее к себе: — Выбирай свое зелье.
Сэди выбрала ромашковый чай и стала смотреть, как Каррик заливает кипятком чайный пакетик. Он взял чашку и поманил Сэди за собой в небольшую нишу рядом с кухней. Поставил ее чашку на кофейный стол и показал на широкий и уютный с виду диван в белую и синюю полосы. На стене напротив висел широкоэкранный телевизор. Сэди села, и Каррик устроился с ней рядом, сбросив туфли и закинув ноги на кофейный столик.
— Я так рад, что Танна возвращается в Бостон и выходит замуж за Ливи. Давно пора!
— По-моему, все происходит, когда нужно. Может быть, тогда у них было неподходящее время, а сейчас — то, что надо. — Сэди взяла чашку и стала греть о нее ладони. — Ты говорил, они познакомились и полюбили друг друга, когда она выздоравливала после аварии?
Каррик откинулся на спинку дивана, положил голову на подушку.
— Да. Ей было девятнадцать; у нее были множественные травмы. — Его зеленые глаза слегка потускнели. — Та ночь стала, наверное, одной из худших в моей жизни. Да и несколько месяцев после нее тоже были не сахар. Тамлин помогала мне преодолеть сложный период. — Он поморщился. — Откровенно говоря, тогда она повела себя просто молодцом. Не давала мне слететь с катушек.
