Ветер присаживается рядом, надевает гермоперчатки и ощупывает прозрачную стену вокруг. Такое впечатление, что Часовщик нарочно ударил по ней кулаком или чем-то небольшим и тяжелым: трещины разбегаются от одной точки, которая искрится сильнее всего, а постепенно, ближе к краям, гаснут. Вот только у разломов нет краев: медленно, почти неуловимо, но они двигаются в разные стороны, увеличиваются и становятся ярче. Наставник собирает жучков-роботов, отключает их разом и прячет в сумку: трещину уже не остановить, здесь нужны либо роботы помощнее, либо… Я даже боюсь подумать, что “либо”.
— Тиша, Сойка, подойдите. Наденьте перчатки и убедитесь, что они закрывают всю кисть до предплечья. Сойка? — Ветер жестом предлагает ей прикоснуться к Грани, но она проворно отскакивает в сторону. Боится, не хочет повторения сюжета. Ладно.
Протягиваю руку к трещине, медленно, осторожно. Ладонь даже сквозь гермоперчатку обдает сухим теплом, и, потянувшись в образовавшийся разлом, я ощупываю Грань с другой стороны. Оказывается, она совсем тонкая, как будто одно неловкое движение — и сломается, поэтому, только прикоснувшись к прозрачной стене, я тоже убираю руку и отхожу на почтительное расстояние. Собрав всех карманных герметизаторов, Ветер подбирает с земли какой-то изломанный механизм, напоминающий вагонетку с проводами и шестеренками. Задумчиво осматривает со всех сторон и на всякий случай убеждается, что все системы отключены..
— Никто не знает, когда и зачем появилась Грань, но пятнадцать лет назад через нее можно было беспрепятственно пройти, — он больше не рискует садиться на землю, и я представляю, как должно быть холодно в лесу без куртки. — Сейчас же ее используют как государственную границу без пунктов контроля. С тех пор, как Система — то государство, которое расположено за Гранью — активировало полную герметизацию, она закрылась для любых живых существ. Человек может пройти только в особом костюме, который закрывает все участки тела: в таком случае Грань, настроенная бионически, не почувствует живой организм и не попытается ему навредить. В противном случае она его просто убьет или сильно покалечит. Часовщику повезло, что он не смог просунуть руку сквозь Грань без перчатки, но трещины пошли не из-за него. Вот это любопытное устройство, — Ветер светит браслетом на найденный сломанный механизм, — предполагаю, что это их разведчик. Тут есть система передвижения — гусеницы на радиоуправлении, есть встроенные сигнальники и две камеры, заднего и переднего обзора. Однако они просчитались в том, что настроили этот прибор на какого-то конкретного сотрудника: Грань считала его биоритм и сочла устройство за него. К слову, вот такие вещи можно найти во время прочеса приграничной территории.
— А трещины? — робко интересуется Сойка. — Они закроются?
— Вряд ли. Их уже очень много повсюду, каждое дежурство кто-нибудь на них натыкается, но у старших уже хватает опыта их не трогать. Устранить их невозможно, роботы-герметизаторы не справляются: не хватает мощности. Трещины появляются и на их стороне, и на нашей, и когда-нибудь их станет так много, что Грань не выдержит и рухнет. Тогда столкнутся два мира, которые когда-то были одним расколотым, и неизвестно, что случится: либо один из них поглотит и уничтожит другой, либо мы все-таки найдем способ добиться… более благополучного итога. Цитадель готова к переговорам, если они станут возможными, но мы не знаем, пойдут ли жители государства на такой шаг. Размахивать оружием проще, чем учиться договариваться и искать компромиссы, и порой конфликты заходят так далеко, что решить мирно их уже невозможно. Мы все надеемся, что масштаб катастрофы еще не настолько глобальный, чтобы на мирное решение не осталось шансов. В любой войне побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто мудрее.
Остаток ночи проходит кое-как. Из последней связи мы узнаем, что парни добрались до базы благополучно, пострадавший за всю дорогу так и не пришел в сознание, но его состояние относительно стабильно и жизни уже ничто не угрожает. Замечаю, как облегченно вздыхает и улыбается Сойка: да, не о том нам сейчас думать надо, но у них с Часовщиком явно не все так просто.
До рассвета мы больше ничего не находим. Вместе с Ветром бродим вдоль Грани и латаем особенно крупные искрящиеся золотом трещины: роботы-герметизаторы быстро теряют заряд, не успев закончить работу, и к пяти утра у нас уже не остается ни действующих роботов, ни полных зарядных устройств. Чай давно выпит, главная опасность устранена, обошлось даже без конфликтов — и, когда мы возвращаемся на базу, усталые и измученные, но довольные собой, Ветер вдруг приобнимает нас за плечи с двух сторон. Щекой чувствую, какой колючий и холодный у него свитер.
— Молодцы. Горжусь, — тихо говорит наставник, и весь оставшийся путь мы проходим в полном молчании, но этих двух слов достаточно для того, чтобы за спиной расправились большие крылья.
После ночного дежурства у нас законный недовыходной: первую половину дня мы имеем право спать. Тренировка и лекция по программной инженерии, увы, остаются без нашего внимания, мы с Сойкой едва доползаем до комнаты и, не раздеваясь, валимся на постель. Одеяло услужливо греет со всех сторон, приглушенный свет настраивает поспать, но после ночного приключения ко мне сон не идет. Завидую Сойке: она едва сняла сапоги и сразу же уснула, а я хоть и устала, уснуть не могу. Немного подождав, отключаю одеяло, переодеваюсь в чистое и тихо выскальзываю из шлюза. Не знаю, где здесь прячется медчасть, но методом пальца в небо обязательно куда-нибудь да приду.
Лазарет находится неподалеку от бункера и не сильно отличается от него: такие же мощные серые стены, огромный шлюз, закрывающийся вручную, длинные ленты приглушенных светодиодов по оштукатуренному потолку. Ровные ряды кроватей, отгороженные друг от друга ширмами, роботы-разносчики катаются с подносами еды и лекарств, балансируя ими на тонких ручках-пружинках, небольшие дисплеи на стенах отображают состояние пациентов. Иду вдоль рядов, вглядываясь в лица спящих, и почти в конце на глаза попадается яркое пятно рыжих волос Часовщика. Он уже не спит: сосредоточенно щурится на экран минибука и быстро-быстро строчит на клавиатуре. Окликаю его, а потом сажусь на край постели.
— Ты как?
Из вежливости он закрывает минибук, садится, чтобы не лежать перед девчонкой, и пытается приветливо улыбнуться. На его усталом бледном лице залегли тени, под глазами явственно обозначились синяки, но в целом он выглядит гораздо лучше, чем накануне.
— Да ничего. Мелисса говорит, пару дней, и вернусь.
— Не скучно? Хочешь, пару книжек скину?
— Не, не скучно, — он улыбается, и вместе с ним улыбаются все его сотни веснушек на рябоватом лице. — Я программу пишу, — экран минибука разворачивается ко мне, и я вижу длинный цветной код на неизвестном языке. Понимая, что я мало что смыслю в программировании, парень тут же поясняет: — Это для твоих часов. Надеюсь, я догадался, как они работают. Можно их подключить к операционной системе всей базы, они будут вроде как предупреждать о скорых ЧП.
— Не поняла…
— Химическая атака была первой опасностью, с которой ты столкнулась на базе. Тогда на циферблате горела единица, — терпеливо поясняет Часовщик. — Вчера ночью часы среагировали на трещины в Грани, которые могли навредить уже лично тебе, и предупредили еще раз. Тогда загорелась вторая цифра. И я предположил, что цифры загораются, когда приближается опасность. По порядку.
