И теперь, когда эту цепочку не остановить, когда Грань окончательно трещит по швам и объявлена всеобщая срочная эвакуация и аэромобили уже ждут на взлетной полосе, когда просто взять и бросить девчонку здесь не представляется возможным, открывается такая неудобная правда. И наставник девчонки, некогда сам полный огня и амбиций, стоит перед начальником, готовый оправдываться за свою незадачливую воспитанницу. Он устал, он ранен — едва держится на ногах, а сквозь темную зеленую ткань рубашки проступает кровавое пятно, — но за девчонку будет стоять до последнего. Капитан не может не замечать, что между ними сложились необычные отношения. Их нельзя назвать близкими или романтическими, нет, — скорее, она подсознательно ищет в нем отца, а он в ней — дочь. Уделяет ей внимание, подолгу разговаривает, хоть и не отличается общительностью, иногда помогает на тренировках.
Капитан знает о его прошлом, знает, что Ветер много лет собирал себя по осколкам, чтобы стать новым человеком, и понимает, что любое напоминание о жизни, оставшейся за стенами Цитадели, может его изменить. И вот появляется эта девчонка, которая так похожа на его погибшую жену, и наставник становится для нее больше, чем учителем и тренером. Он сам позволяет себе стать ее другом и подпускает неожиданно близко, хотя понимает, что его руководство отрядом продлится всего полгода. Есть ли смысл так привязываться к случайному человеку?
Есть, отвечает Капитан сам себе. И думает, что эта девушка — не случайный человек в жизни наставника. Возможно, их дружба пойдет на пользу обоим, да и ее способности впоследствии помогут всей Цитадели, если грамотно их развить. Гуманитарии ведь тоже люди, только из другого измерения. Их работа — беречь этот самый мир, который техники порой случайно ломают. И при всем желании оставить девчонку на базе Капитан не может не сомневаться. Что будет, если ее болезнь проявит себя, если произойдет рецидив? Он не понаслышке знает о лучевой болезни и ее последствиях. Девушку жаль, но можно ли пойти против системы, скрыв тайну и понадеявшись на собственные силы?
Об этом в который раз твердит и Ветер, хмурясь и глядя куда угодно, только не в глаза начальнику базы. Он убеждает, что в Цитадели работают первоклассные специалисты, что они смогут поставить Тишину на ноги за гораздо более короткий срок и в гораздо более хороших условиях, чем медики в лечебном центре. Да и ни к чему девушке в восемнадцать лет ставить крест на собственной жизни, ведь бывали случаи, когда последние симптомы болезни казались рецидивом. Однако то, что они часто проявляются, и то, что Тишина сознательно подделала медицинскую карточку, не играет на руку.
— Если она умрет, это будет на твоей совести, и там, наверху, виновным за этот проступок будут считать именно тебя. Тебе потом сидеть в изоляторе, а не ей, понимаешь ты или нет, — Капитан ходит из угла в угол, меряет кабинет шагами. Прошло только семь минут, но так медленно, будто целая вечность. — Не факт, что мы сможем ее вылечить, потому что она сама никогда не признается в своей болезни!
— Мелисса и Скала узнали симптомы, — глухо отвечает Ветер, по-прежнему глядя в пол. Он выглядит напряженным, от чего уголок губ нервно дергается. — Да и вам, Капитан, они хорошо известны. Объективно у нас есть причина выгнать ее с базы. Но сейчас мы не можем этого сделать. Или вы предлагаете бросить ее здесь, сейчас, когда физически нельзя оставаться на базе?
— Это единственное, что меня останавливает от кардинальных мер!
Ветер глубоко вздыхает. На мгновение сжимает виски двумя пальцами, а потом тихо произносит:
— Я готов взять за нее ответственность.
— Ты и так за нее отвечаешь, герой!
— Вы не поняли, — в голосе наставника звенят стальные нотки. — Я готов поручиться, что она выживет и станет одним из лучших сотрудников. Я лично, — его сухая жилистая ладонь мягко захлопывает крышку планшета, — позабочусь о ней. И если ей снова понадобится лечение, то смогу обеспечить.
Да… Обжегшись однажды, он стал осторожен, даже слишком. Когда так нелепо погибла Юля, Капитан готов был его выгнать к черту: справедливости ради, Ветер и сам страшно винил себя, но все казалось, что он недостаточно наказан жизнью. Совершенно неопытный мальчишка взял на себя руководство отрядом и на первом же задании потерял такого хорошего, сильного члена команды. С тех пор начальник недолюбливал и Ветра, и его напарника Фауста, некогда такого же амбициозного и рвущегося в бой, и хотя время показало, кем стали прежние ребята-новички, давняя ссора, как старый нарыв, засела глубоко в сердце. Уже пятнадцать лет Ветер служил не только инженером-техником, но и наставником, и за это время в его отрядах не погиб никто. Он потерял своего родного человека, но сумел уберечь других. И наверняка сумеет еще не раз.
— Откуда такое рвение? — по привычке скептически хмыкнув, Капитан приглаживает лысину. Ветер, наконец, поднимает голову, и взгляд его серых глаз на удивление тверд и спокоен.
— Просто я ее дядя.
Мысль 20
На мгновение даже отдаленный вой сирены замирает. Из рук начальника базы падает стакан, но предупредительный робот-помощник ловко подхватывает его самоудлиняющейся клешней. Капитан медленно делает глоток, возвращается от окна к столу и внимательно смотрит на Ветра, который, в свою очередь, сам когда-то был его учеником. Наставник бледен, на седеющих висках поблескивает испарина, губы сжаты в тонкую ниточку:
— Позвольте, я сяду, — не сдержавшись, зажимает правой рукой левое плечо.
— Садись, — Капитан кивает в сторону откидного стула. — Что, больно?
— Переживу.
— Снимай.
Тяжело вздохнув, Ветер стаскивает насквозь грязную, промокшую и испачканную кровью рубашку. Вокруг раны — ожог, темное красное пятно. Поискав во вторичном отделе медицинского несессера, Капитан закрепляет на его руке небольшой диск с механизированным пинцетом и включает. Игла впрыскивает обезболивающее, спустя секунду-другую тонкие кончики пинцета ловко извлекают пулю. Замораживающий пластырь, с хирургической точностью отмеренный и отрезанный встроенным механизмом, мягко ложится на обожженную кожу и обхватывает плечо.
— Поменьше двигай рукой. Одевайся. Скажешь ей, что ли?
Неуклюже натягивая рубашку одной рукой и с трудом попадая в рукава, Ветер долго молчит, задумчиво и отстраненно глядя в пол. Сирена за стеной снова взрывается диким воем, и он, вздрогнув, запоздало качает головой.
— Почему?
— Не хватало еще, чтобы она ко мне привязалась.
— Ты сам позволяешь ей это. Подпускаешь так близко, как не подпустил бы никого чужого. Ты для нее уже больше, чем просто наставник.
Ветер обреченно кивает. Самые близкие уходят самыми первыми, и прощаться с ними больнее всего, потому что к родным крепче всего привязано сердце. Он знает, что значит терять близких, и теперь, отыскав последнего родного человека, попросту боится снова позволить себе любить. Оглядывается на часы:
— Меня ждут…
