Солдаты недолго молча переглядываются, двое остаются, остальные, коротко кивнув, уходят, и шлюз за нами бесшумно захлопывается, отрезая последний путь к отступлению. Меня снова хватают за плечо, с силой толкают в кресло, и я осознаю, что не могу встать: браслеты на руках расцепляются и примагничиваются к железным подлокотникам, а ноги фиксируют два широких кольца. Глядя на меня, Ветер брезгливо скидывает руку солдата со своего плеча и сам садится напротив. Над головой что-то тихо пищит, и я теперь не знаю, что хуже: страшное дуло винтовки или безобидные на вид провода.
— Назовите ваши имена, — сбоку раздается монотонный и такой же механический голос менеджера. — Будьте благоразумны, не заставляйте девушку страдать из-за вашего упрямства, — добавляет он, глядя в упор на Ветра. Тот хмуро молчит.
Менеджер нажимает зеленую кнопку на стационарном пульте управления. Я слышу, как внутри кресла что-то едва уловимо потрескивает, как ток в неисправных проводах.
— Ваше имя? — повторяет он тоном, не терпящим споров и возражений. Ответом ему по-прежнему остается молчание. Подняв взгляд, я успеваю заметить, как на встроенном дисплее загорается белый индикатор, и Ветер болезненно морщится, на мгновение закрыв глаза и закусив губу.
— Медленно умирать хуже, чем быстро, — констатирует человек в красном. — А быстрая смерть — привилегия граждан. Имя?
— Сергей.
— Не делайте вид, что не знаете, как отвечать! — менеджер едва не вскакивает из-за стола, ненароком смахнув статуэтку остроконечной башни. Сквозь кресло, подключенное к сети, снова проходит разряд, на этот раз сильнее предыдущего. Ветру на брюки капает кровь из носа, он бледнеет, но стойко выносит очередную боль. Я хочу отвернуться, но не могу. На долю секунды наши взгляды встречаются, и я в который раз поражаюсь холодному спокойствию наставника. Сама чувствую, как губы дрожат, но держусь из последних сил.
— Вершинин Сергей Иванович, — словно издалека слышу его усталый хрипловатый голос, в котором явственно обозначается стальная решимость. — Тридцать восемь лет, служащий Цитадели, наставник семнадцатого отряда, инженер-программист первой категории, ступень третья пониженная. Что-нибудь еще?
— Достаточно, — вкрадчиво отвечает менеджер, и фиксаторы на кресле напротив с противным писком отстегиваются. Ветер осторожно встает, растирая онемевшие запястья. — Хорошая у вас биография. Мы с вами могли бы стать коллегами и даже друзьями, но вы слишком несговорчивы. Жаль терять такого работника, как вы, да еще и первой категории, но правила есть правила. А что же ваша…
Не договорив, менеджер на крутящемся стуле разворачивается ко мне, снова смотрит в монитор, и вдруг все тело прошивает жгучим и резким ударом. Вскрикиваю от боли, и когда отпускает, не могу отдышаться. Перед глазами плывут цветные круги.
— Может быть, ты тоже что-нибудь о себе расскажешь?
Стиснув зубы, отрицательно качаю головой. Хорошо понимаю, почему Ветер сдался. Терпеть такое раз за разом просто невыносимо. Чем теперь поможет наша тайна и эта бесполезная секретность? Не пыткой, так другим способом они все равно узнают, что нужно.
Несмотря на цветные пятна и туман в глазах вижу, как Ветер сжимает кулаки — единственное доступное ему движение. Он смотрит на меня, не отводя взгляда, и я кусаю губы, чтобы не заплакать и не сказать ни слова. Через одежду проникает холод металла, и это немного успокаивает, но, не успеваю я отдышаться, как еще один удар, вдвое сильнее предыдущего, пронизывает насквозь и обжигает, будто разрезая изнутри. Забыв о фиксаторах на ногах и запястьях, вырываюсь, кричу, сгибаюсь пополам от боли.
— Прекратите!
Сквозь собственный крик слышу знакомый тревожный голос. Не помню, чтобы Ветер когда-нибудь говорил на повышенных тонах.
— Васильева Юлия Андреевна, социальный психолог, — быстро добавляет он, когда я обессиленно замолкаю. Боль никуда не уходит: только слабеет, эхом отдаваясь в дальних уголках. Бойцы из Цитадели отличаются от местных во многом, но самое главное — они не привыкли издеваться и убивать. На тренировках нас учили самообороне и защите других, на лекциях по кибербезопасности рассказывали, как хранить в секрете данные и зачищать лишнюю информацию, а не взламывать систему, на курсах по психологии — как грамотно и без последствий воздействовать на любого индивидуума. Нас не учили плохому.
Скептически хмыкнув, менеджер щелчком пульта выключает и второе кресло. Кружится голова, и каждый вдох отзывается болью в спине. Пытаюсь подняться, но безуспешно: пол вдруг резко уходит вниз, в глазах темнеет.
И больше ничего не помню. Кажется, наставник подхватил меня, и я, безвольно повиснув у него на руках, успеваю увидеть только яркие светодиоды на потолке.
Мысль 22
Свет бьет по глазам даже сквозь закрытые веки. Вокруг так тихо и так холодно, что берут сомнения, жива я или уже нет. Но странную мысль прогоняет знакомый негромкий голос:
— Сеня! Слышишь меня?
С губ срывается только тихий стон. Цепляясь за обрывки сознания, смутно припоминаю недавние события.
— Давай, просыпайся. Сеня, очнись, — Ветер слегка трясет меня за плечо и убирает с лица влажную и взъерошенную челку. Так непривычно слышать свое имя, но это лишний раз напоминает, что кошмар оказывается не сном, а реальностью.
С трудом открыв глаза, я обнаруживаю, что лежу на его потрепанной штормовке, а потолок, монолитная железная панель, так низко, что его можно достать рукой. Небольшое и довольно тесное помещение выглядит как некое подобие бункера, того, что был у нас на базе: стены с множеством панелей и датчиков, вместо окон — маленькие дисплеи с приглушенной яркостью, шлюз с железным рычагом заблокирован, и от рычага к коробке на стене тянется подсвеченная индикаторами включения кабельная труба.
У меня нет больше сил терпеть все это. Мы не узнаем своего предела, пока не придется балансировать на остром и узком лезвии боли и страха между жизнью и смертью. Я всегда считала себя довольно смелой и стойкой, но…
Кое-как сажусь и тут же зябко обхватываю колени руками. Из одежды на мне только спортивная майка и форменные брюки. Ветер тоже одет легко, и на его левой руке — чистая повязка. Видно, у нас отобрали теплые вещи, оставив только одну штормовку на двоих, да и ту наставник отдает мне, накидывает на плечи. Несмотря на это, меня по-прежнему трясет и знобит. Так холодно не было даже на ночном дежурстве, когда мы с Сойкой ползали по грязному снегу в поисках чужеродных девайсов и трещин на Грани. Интересно, где там ребята, что с ними?..
— Как ты? — Ветер берет меня за подбородок, мягко разворачивает к свету.
— Ничего. Только холодно и… голова болит очень.
— Понятно. Симптомы электротравмы, — со вздохом поясняет он. — Он с тобой перестарался. Сам испугался, когда ты потеряла сознание. “Держите ее, держите, убьется!” — он неловко усмехается, я отвечаю сдавленным смешком, но от малейшего движения снова начинает мутить так, что пол и потолок путаются местами. Совершенно без сил прислоняюсь щекой к плечу наставника и в который раз убеждаюсь, что тогда, пару недель назад, он сказал правду: молодые и неопытные всегда думают, что старшие всесильны и всемогущи, только это не так. Да, у них несколько больше опыта, но это не значит, что им любая проблема — не проблема. Возможно, они просто чуть лучше умеют держать себя в руках и думать холодной головой. Однако пусть даже так — наша ситуация временно безвыходна. И пусть мы, очевидно, нужны здесь живыми, легче от этого не становится.
