— Дима, — произносит он наконец едва различимым шепотом. — Дмитрий Владимирович. А цифры… Пусть будет пять, один, два.
Пятое декабря — день, когда он приехал на базу. Его тоже не взяли в первый набор: очки за практически идеальную стрельбу были все-таки аннулированы за помощь другому кандидату. Но Север и не жалеет: дружба с Тишей, начавшаяся как раз с того испытания, гораздо важнее, чем лишние полгода на базе. И пока он вспоминает такие далекие, казалось бы, события, прошедшие всего лишь месяц назад, в Системе появляется новый гражданин, зарегистрированный как ДВ-512.
В кабинете у АН-322 тихо и спокойно, только чуть слышно гудит процессор биокомпьютера и трещит неисправная лампа над научным отсеком. Сам хозяин не похож на суровых безопасников, не знающих ничего, кроме приказов и устава, не похож на местных служащих, погруженных только в дела Системы. Он вообще не похож на тех жителей чужого государства, с которыми Север уже имел честь познакомиться: он чуткий, внимательный, с ним не страшно разговаривать даже о случившемся накануне. Север, боясь и стесняясь все меньше, расспрашивает его о работе, о последних исследованиях, разработках в области химии и биоинженерии и понимает, что местная медицина гораздо сильнее, что знания местных ученых гораздо глубже, чем у них, за Гранью.
А впрочем, так говорить уже неправильно: Грани больше нет, и Государство рискует слиться с Системой, стать ее безликой частью, проиграть в том, за что тысячи людей сражались как минимум пятнадцать лет.
— Почему вы нас уничтожаете? — наконец спрашивает Север шепотом, совсем осмелев. — Ведь цель Системы — подчинить отсталые государства, а не просто стереть их. Нет смысла руководить страной, если страны больше нет.
— Понимаешь, президент Системы считает, что радикальные меры помогут жителям Государства понять, насколько силы неравны. Система добивается не руин. Она ищет людей, которые смогут стать настоящими гражданами, а это, по мнению руководства, далеко не все. Править достойны особенные люди: сильные, смелые, мудрые, готовые ко всему.
— Президент считает, руководство считает, — парнишка, вспылив, рывком поднимается, пинком задвигая стул обратно в стену, снова бросается к экрану, на котором уже исчезли часы и появилась привычная карта Системы. — А вы, вы как считаете? Вы сами-то с ними согласны?
Инженер молчит. Под очками от волнения слезятся глаза. Признаться сейчас в том, что он, на самом деле, никогда и не поддерживал Систему — все равно что подписать себе приговор, потому что хоть в его кабинете и нет звукопередачи, все равно в кабинете директора все может стать известно через секунду. А сказать, что он работает на центр и с готовностью разрабатывает новые химические соединения и медицинские препараты для военных целей — это было бы ложью. Да, он выполняет задачи, поступающие от руководства. С помощью команды программистов и радиотехников он разработал дроны-распылители, которые отравляют атмосферу и почву самой сильной иодоводородной кислотой с примесью природных бинарных кислот. Во время работы со стажерами-медиками он создал сыворотку, позволяющую полностью перезагрузить больной, измученный и изношенный организм. Это вещество уничтожает полностью все вирусы и инфекции, перестраивает микрофлору внутренних органов, очищает кровь, лимфу и плазму, обновляет верхнюю гладкую мышечную ткань и восстанавливает суставы и кости, однако воздействует на психику и ментальность пока не до конца изученным образом. Десять лет, если не больше — до болезни — он работал в центре в отделе разработки, и хотя каждый день ставил под сомнение доводы директора насчет затянувшейся войны с последним не подчиненным государством, все равно каждый день тихо выполнял свою работу, которая для Системы и для войны — хоть она так и не называлась — была незаменимой.
А парнишка-стажер ждал. Стоял, прислонившись спиной к экрану, скрестив руки на груди и сощурив светлые голубые глаза, и ждал. Он никогда не был полноправным гражданином Системы, он даже в Системе никогда не был и заведомо считал всех граждан врагами. В его белых волосах запутался пепел, на щеке и подбородке алели широкие ссадины, форменная одежда была вся изорвана и перепачкана. Он остался совсем один, не зная, что с его товарищами и где они теперь, однако ждал ответа от инженера, спрашивая в его лице всех своих невидимых врагов.
— Не всегда, — наконец отвечает АН-322. Снимает очки, по привычке устало трет переносицу и снова отпивает уже остывший горький чай. — Не всегда. Понимаешь, даже если нам кажется, что мы кому-то доверяем безоговорочно, все равно однажды его слова или поступки у нас окажутся под сомнением. Потому что у нас всегда есть собственное мнение, имеем мы на это право или нет.
Мысль 24
Север плохо помнит, как закончился тот день. Весь вечер он провел в кабинете у старого инженера АН-322 (так и не приспособился к странным местным именам, и инженеру пришлось на время свыкнуться с тем, что его зовут “Извините, пожалуйста”). К вечернему занятию Север уже неплохо освоился в местной технике, вспомнил, что проходили на старших курсах учебного центра по ту сторону Грани, и смог сразу же присоединиться к практической работе про действие аммиака на организм.
Ребята-стажеры, все примерно его возраста, кто-то чуть старше, собираются вокруг большого круглого стола и, чинно разместившись на автоматических стульях на одинаковой дистанции, по очереди высказываются тихими, спокойными и ровными голосами. Никто не проявляет эмоций, не старается лезть вперед, растолковать сложный момент непонятливым товарищам. Мнение каждого здесь подчеркнуто важно, но решение принимается коллективным разумом. Север даже старается вставить свои несколько слов о том, что в норме при взаимодействии метаболита с аммиаком синтезируется глутамин, но, стоит ему закончить, как его бодрую реплику отбивает прохладный и сдержанный голос светловолосой девушки с длинной косой:
— При взаимодействии метаболита с аммиаком синтезируется глутамат, который связывает аммиак и, в свою очередь, образует нетоксичный глутамин. Эти две реакции являются первичными и единственными нейтрализаторами аммиака в мозге.
— РИ, молодец! Ты такая умная! — слышится со всех сторон, а Север, вспыхнув спичкой, краснеет до кончиков ушей, исподлобья глядя на стажерку-отличницу. Та сидит спокойно, выпрямив спину и сложив руки на коленях, принимает комплименты легким кивком.
Инженер, принимающий у ребят зачеты, ставит каждому активному участнику дискуссии — в том числе и Северу, как он успевает заметить на большом мониторе — по пять баллов, а правильно ответившей девушке — десять. РИ-112 сдержанно улыбается уголками губ, и Север вскипает: больше всего ему не нравится местная подчеркнутая холодность, как будто это не человеческие эмоции, а заводские настройки. Как будто не люди, а искусственно выращенные роботы служат в Системе. Давешний разговор с АН-322 заставил его задуматься над правильностью такого суждения, однако поведение всех стажеров лишь подтвердило гипотезу. Люди за Гранью не умеют проявлять эмоций. Поэтому вести войну с Государством им совершенно не трудно. Ведь они считают, что это всего лишь их работа.
