– Странно, что они поставили его здесь. – Он усмехнулся, без приязни разглядывая паровоз, возвышающийся над нами. – Разве не должны они от каждого инструмента требовать службы, пока от него все еще есть польза?
– Могу ошибаться, но кажется… – Я провела рукой по холодному и шершавому боку паровоза. Воспоминания отхлынули, унося с собой неуместные эмоции, и больше не застили глаза, и я видела и покрытые щербинами колеса, и ослепший фонарь. – Это самый первый паровоз. Первый, который я увидела.
Гвинллед тихо хмыкнул и положил ладонь рядом с моей, и даже в темноте было видно, как от его пальцев ржавчина разбегается по железу, как вздрагивает и со скрежетом оседает на один бок паровоз, словно за один миг для него прошли десятки лет – десятки лет непрерывных ливней. Затаив дыхание, я смотрела, как Гвинллед уничтожает железного монстра, символ власти Сандерана над нашей землей.
– И ты сможешь так уничтожить любое железо?
Он в задумчивости стряхнул хлопья ржавчины с ладони.
– Любое. Но уничтожу только бесполезное.
Загромыхало совсем гулко и громко, и даже расстояние мало приглушило звук, словно молния ударила над самыми нашими головами. Заговорили корабельные пушки. Не сговариваясь, мы бросились к дворцу, шпили которого впились в ночное небо, полное жутких кровавых отблесков.
Колокол ударил последний раз и замолк.
12
Черной громадой дворец вставал перед нами. И думать не стоило подняться по центральной лестнице или пройти через парк – никто не сомневался, что там стоит стража. Боусвелл усмехнулся бы: «А вышло бы красиво, моя леди, распахнуть парадные двери!» Я молилась Хозяйке, чтоб она оградила его от бед, и Охотнику, чтоб даровал ему вдосталь везения, чтоб пережить эту ночь.
В себе и Гвинлледе я не сомневалась. Мы были обязаны победить, ведь от этого зависели жизни и Боусвелла, и Деррена, и мятежников, и простых людей, и дивных соседей.
А значит, мы справимся.
Двор у служебных построек был подозрительно пуст и тих. Да, сандеранцы защищали порт и корабли, но не могли же они оставить дворец и своего ручного короля совсем без охраны?
Или могли?
Инструмент должен служить, пока от него есть польза. Похоже, пользы от Рэндалла уже не было.
Разведчики парой скользнули во тьму, оставив нас в глубокой тени у стен. Умело прикрывая друг друга, они осмотрели склады и конюшни, взломали дверь кухни. Мне послышались тихие и короткие крики, но от порта до сих пор доносился грохот выстрелов, и я уверила себя, что мне показалось.
Разведчики вернулись прежде, чем я начала беспокоиться.
– Никого, кроме слуг, – доложил Гвинлледу первый.
– Мы их слегка напугали, – с ухмылкой добавил второй. – Но едва представились, и насилу отбились от их гостеприимства. Похоже, нам тут рады больше, чем Хозяйке во плоти.
Это было похоже на ловушку. Это было слишком похоже на ловушку.
Но что нам еще оставалось?
Воины снова окружили нас, и когда мы шли через череду кухонных помещений, до сих пор полную запахов пряного мяса и овощей, они зорко осматривались по сторонам. Слуги жались в стороне – не в испуге, в почтении. В жарком полумраке сверкали их глаза, нашим шагам вторил шепот.
– …Похож?
– …Белый, как снег! Как и просила королевна…
– …Следом идет? Не она ль его сгубить хотела?..
– …На суд ведет! Ох и спляшет!..
Смех разбирал меня от их пересудов, но и озноб пробегал по коже, ведь я знала – только суда и заслуживаю. Только наказание свое я уже несу – и до конца жизни буду нести, и может, хоть в садах Хозяйки с моих рук сойдет кровь сестры.
Гвинллед же и бровью не повел, так и шел, прямо держа голову, и черные волосы рассыпались по его плечам. Он оглянулся коротко, и в темных глазах мелькнул огонек. Словно говорил он: «Есть ли нам дело, недобрая королева, до того, что слуги болтают? Мы знаем, как все было на самом деле, – ты и я».
И знает Грайне, которая была Кейтлин, которая была Мейбл, но она еще долго никому ничего не расскажет. А когда вернется – никто не осмелится задавать ей вопросы.
Дворец не казался спящим, скорее притихшим, как зверь. Ждущим – пройдет ли охотник мимо или отыщет лежку, и тогда придется драться не на жизнь, а на смерть. Воины беззвучно скользили впереди, осматривая коридоры и галереи прежде, чем мы шли дальше. Но никто не встретился нам, даже там, где при лорде Родерике стояли посты стражи.
Значит, нас ждут – ведь не мог же Рэндалл отослать охрану, когда в городе беспорядки, которые того и гляди кровавым прибоем захлестнут дворец. Как же страшно ему, должно быть, как же жутко ему жить в окружении тех, кто служит без верности, кто прислуживает без уважения. Лишь Элизабет он мог доверять, но не осталось и ее.
Мне не было его жаль. Королевич, при виде которого трепетало сердце, чьего уважения я искала, погиб давно – даже раньше брата, – когда впустил страх в свое сердце и позволил ему взять верх над разумом.
И все же, все же… я боялась и жаждала нашей новой встречи. Хотела заглянуть в его глаза и увидеть ненависть и презрение – чтобы и тени сострадания к нему лишиться.
На этаже, где располагались королевские покои, горел свет. Шаги и резкие отзвуки голосов, длинные тени, скользящие по стенам. Только одна лестница вела туда, и не было ни единой возможности миновать охрану. Воины сделали знак мне и Гвинлледу затаиться внизу, сами же беззвучно скользнули вверх.
Внезапность – единственный их шанс, но даже я понимала, как он мал. Все, что они могли, – связать охрану ближним боем, чтоб солдаты не стреляли, боясь попасть по своим. В руках одного из разведчиков мелькнул маленький арбалет, от наконечника стрелы густо и резко пахло сладким.
Яд.
Гвинллед легко отстранил меня и беззвучно взлетел по лестнице, и густая темнота спящего дворца хлынула вслед за ним вверх по ступеням. С треском погасли факелы, и зимний холод пронесся по коридору, оставляя инистые разводы на стенах. Дикий, бесконечный холод Йоля, в который он родился, беззвездная тьма самой долгой ночи – вот кого призвал он. Я схватилась за плащ мигом озябшими пальцами, и вздох белым облачком оторвался от губ.
Я знаю, он хотел помочь. Напугать, отвлечь, ослепить. И ему это даже удалось.
Но страх ознобом коснулся не только сандеранцев.
Наши воины замешкались – все же не было у них привычки биться с дивным народом бок о бок, и страшные сказки слишком глубоко въелись в их плоть и кровь, чтоб первым делом увидеть выгоду и ею воспользоваться. Кто-то застыл, вспоминая молитву, кто-то против воли дернул рукой, пытаясь сотворить обережный знак. Всего миг длилось оцепенение – но этого хватило.
Сандеранцы опомнились первыми.
Недружно загрохотали ружья, и резкий запах гари и пороха разорвал зимнюю свежесть чар. Сдавленный крик затерялся в хлопках выстрелов, и пахнуло железным и теплым совсем рядом, и тело скатилось по лестнице к моим ногам. «Лишь бы не Гвинллед, – мелькнула паническая мысль. – Лишь бы не он. Хозяйка, пожалуйста, неужели мало я потеряла?»
