Папа допоздна засиживался с капитаном в его каюте, и эти таинственные встречи беспокоили маму. Отец всегда возвращался сгорбленным, с поникшими плечами: мужчину, который когда-то был самым элегантным в Берлине, сейчас кренило к земле, как изможденного горбуна.
Маме было плохо всю ночь. Мне пришлось оставить ее одну в ванной, я не могла вынести ее вида: казалось, она разваливается на куски.
– Ничего страшного. Иди спать. Утром я все объясню.
Очевидно, она знала что-то, о чем не решалась мне сказать. Что мы потеряли все наши деньги? Что огры готовятся к вторжению в Америку и скоро пересекут Атлантику? Что у нас не осталось никакого выхода и они будут поджидать нас в порту Гаваны?
Даже через закрытую дверь я слышала, как ее рвало. Согнувшаяся над унитазом и сотрясаемая внезапными приступами тошноты, она выглядела такой хрупкой, что испугала меня.
Невыносимая вонь проникала из туалета в ее каюту, а затем и в мою. Я накрыла голову подушкой, чтобы закрыться от звуков рвоты и запаха. В конце концов я заснула.
На следующее утро все выглядело так, будто ничего не произошло. Мама была бледной и, возможно, с более тщательным макияжем, чем обычно. Она вымыла волосы и надушилась тонкими, незнакомыми мне духами. Этот новый аромат, смешанный с запахом морской соли, озадачил меня так же сильно, как и ее чудесное выздоровление. Мама поняла это и попросила меня и папу сесть рядом с ней. Ни духи, ни запах ее мыла, ни средство для волос не могли стереть ночной запах зловония из моей памяти.
– У меня есть для тебя новость, – сказала она приглушенным голосом.
Это была хорошая новость. Обязательно должна быть хорошая. И в этот момент я вспомнила, что перед тем, как мы поднялись на борт, она обещала мне сюрприз. Встреча с Лео заставила меня забыть о мамином обещании что-то мне рассказать.
Она посмотрела на папу, а затем перевела взгляд на меня. Просто расскажи нам свою новость, мама!
– Я ждала до сегодняшнего дня, потому что хотела быть совершенно уверена.
Мама снова сделала паузу. Затем посмотрела на нас с озорным блеском в глазах, будто приглашая нас отгадать загадку.
– Ханна, – сказала мама, глядя на меня и не замечая папу, – ты больше не будешь единственным ребенком!
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она пытается мне сказать.
Мама в положении! Вот почему ей было так плохо! Она не беспокоилась из-за встреч папы с капитаном – это были мужские дела. У меня будет братик или сестренка!
– Где родится ребенок? – единственный вопрос, который я придумала задать.
Как глупо с моей стороны. Мне следовало сказать что-то более подходящее для девочки моего возраста. Я должна была проявить эмоции, подскочить к маме и обнять ее. Трубить повсюду: «Я больше не буду одна в семье! Как чудесно!»
Закономерность, по которой в семье Штраус всегда было не больше одного ребенка, нарушилась.
Новый Розенталь присоединился к сообществу нечистых. Папа наклонился, чтобы нежно поцеловать маму, но также без выражения эмоций.
– Мы еще не знаем, на сколько останемся в Гаване. Ребенок родится в конце осени.
Мама была счастлива, что ребенок не родится немцем. Она собиралась избавиться от этого рокового груза, который ее семья несла из поколения в поколение и который теперь исчез, как по волшебству.
– Сегодня вечером мы будем проходить мимо каких-то океанских островов. Будет видна береговая линия, – сказала я, чтобы нарушить тишину, возникшую из-за этой неожиданной новости. Родители посмотрели на меня так, будто не поняли. Или как будто думали: «Она точно наш ребенок?»
Папа подошел к маме сзади и, притянув ее к себе, обнял. Мой комментарий остался без ответа. Они уже знали, чего ожидать от меня: я была глупым ребенком. Но они не должны были слишком расстраиваться: скоро родится новый Розенталь, который оправдает их ожидания. Иногда мне казалось, что это я родилась по ошибке.
Я была им не нужна. Новый вопрос, который подняла мама, родители должны были решать вдвоем, так что мне было лучше оставить их наедине с новым ребенком. Я взяла фотоаппарат и вышла на палубу.
– Господин Адлер все еще болен, – напомнила мне мама, хотя она и не думала, что я пойду и поприветствую их сама.
Я попыталась сфотографировать пассажиров второго класса, но увидела, что камера их нервирует. Некоторые выглядели испуганными, другие принимались позировать, когда видели, что я наводила на них фокус, и это портило впечатление, которого я пыталась добиться. В первом классе дело обстояло даже хуже: семьи бесконечно поправляли одежду, а некоторые женщины даже просили меня подождать несколько секунд, пока они поправят макияж. Единственный человек, который не позировал, был Лео. Если он замечал, что я хочу его снять, он останавливался, чтобы снимок не получился смазанным.
Я сфотографировала Лео с отцом. Господин Мартин с усталым видом сидел в кресле, укрыв ноги серым одеялом. С последней нашей встречи он постарел. Рядом с ним улыбался Лео, обнимая отца за талию.
– Кольцо будет твоим, папа обещал мне, что в Гаване отдаст его мне, – торопливо проговорил Лео. Он частенько говорил путано, и, казалось, только я могла его понять.
– У меня будет брат. Мама на третьем месяце. – Сменив тему, я ушла от необходимости благодарить его за кольцо и смогла избежать неловкого момента.
– Еще один рот, который надо кормить, – был его ответ.
На этот раз я ждала поздравлений, чего-то вроде того: «Здорово, у тебя будет братик или сестра!», но, как всегда, Лео проявил практичность и сразу перешел к сути.
Мы первыми поднялись на прогулочную палубу, когда по громкоговорителям объявили, что мы приближаемся к Азорским островам.
Мы с Лео встали с моими родителями у перил на левом борте и смотрели на показавшиеся вдали острова. Никто не кричал: «Земля прямо по курсу!», как обычно делали герои приключенческих книг, которые мне доводилось читать. Палубы были заполнены пассажирами, вглядывавшимися в даль в мрачном молчании.
Воздух был морозным: наступала ночь. Несмотря на то что Лео клятвенно пообещал, что скоро откроют бассейн, я не могла представить, что кто-то рискнет залезть в воду при таком холодном ветре. До тропиков, где можно было бы загорать, еще было слишком далеко.
У меня началась морская болезнь – то ли оттого, что я слишком долго смотрела вдаль, то ли от известия о том, что скоро родится ребенок. Я вдруг обнаружила, что мне приходится держаться за поручень, чтобы не потерять равновесие.
Чем ближе мы подходили к островам, тем сильнее мне казалось, что корабль качает то в одну, то в другую сторону.
Мама прислонилась к папе. Она чувствовала себя под защитой самого сильного мужчины в мире. Папа прижал ее к себе, но в его глазах мелькнуло что-то, похожее на тревогу. Я попыталась угадать его чувства. О чем отец мог думать, что его беспокоило – чувствовал ли он себя больным или измотанным, или его одолевало сожаление о том, что ему пришлось бороться все это время, и он был готов сдаться. Я не знала, почему ему страшно, ведь мы были вместе. Мы в безопасности, папа. Нам удалось бежать. Германия все дальше и дальше от нас.
