После разговора, который состоялся у родителей в каюте, я сомневалась, что они захотят пойти на какой-то бессмысленный маскарад. Я шла по коридору первого класса. С каждым днем он казался мне все уже: потолок опускался ниже, а желтые бра отбрасывали вездесущие тени. Я искала боковую лестницу и нехотя спустилась, устав от маминых жалоб, папиного молчания и требований Лео. Я дошла до двери в мезонин и, когда открыла ее, услышала хлопанье пробок шампанского, болтовню пассажиров, ожидавших, когда оркестр начнет играть, смех пассажиров, которые все еще были уверены, что мы покинем корабль, как только прибудем в порт Гаваны.
Нас, детей, не пустили на бал, но Лео нашел для нас место на балконе мезонина, украшенном бумажными цветами. Оттуда мы могли наблюдать, как эта толпа глупцов развлекается перед тем как получить пощечину от кубинских властей в субботу на рассвете.
Обстановка оставалась спокойной. Капитан и пассажирский комитет позаботились об этом, чувствуя ответственность за 936 блуждающих душ.
Вальтер и Курт не могли сдержать восторга, указывая на диковинные костюмы. Лео все еще был в образе конспиратора, анализируя каждый жест пар на танцполе. Гости напоминали духов, перемещающихся под сверкающими, украшенными гирляндами канделябрами, которые были призваны создать ложное ощущение веселья. С нашего наблюдательного пункта бальный зал, ранее так впечатливший меня своим величием, теперь казался не более чем убогой декорацией. Я видела гипсовую лепнину, скопированную с интерьеров какого-то французского дворца, неуклюжие копии пасторальных сцен в искусных золоченых рамах, панели из благородных пород дерева, бронзовые бра в виде сфинксов, зеркала из матового стекла. Фантасмагория посреди океана. «Дешевая роскошь», – как сказала бы мама.
Инес выглядела грустной, ожидая потенциального поклонника. На ней была диадема с фальшивыми бриллиантами и платье из тюля и кружев, которое выглядело так, словно было сшито из дешевого хлопка. Она пришла как принцесса без трона и надменно приветствовала своих подданных: трех девушек в небесно-голубых платьях, с белыми розами на шеях и в бриллиантовых серьгах. Инес увидела, что мы наблюдаем за ними сверху, и кивнула нам.
Вальтер и Курт чуть не захлопали в ладоши, когда увидели, как в зал ворвался мужчина с ярким гримом. Щеки у него были красными, брови очерчены черным, а веки покрыты ярко-синими тенями. Он был одет в белый смокинг, задрапированный эффектной красной бархатной накидкой, а его голову венчала золотая корона, украшенная лавровыми листьями.
Высокая дама, путешествовавшая в одиночестве, облачилась в черное платье с блестками и широкими прозрачными рукавами, усыпанными звездами. Жемчужная диадема с огромным пером дополняла ее наряд, а ярко-алые губы и темные линии на нижних веках придавали ей зловещий вид. Скрываясь за огромным веером из страусиных перьев, она перемещалась по залу, где уже почти некуда было ступить.
– Это королева ночи! – воскликнул Курт.
– Нет, она вампирша! – поправил его Вальтер, и мы все рассмеялись.
Среди гостей больше всего было пиратов, пара молодых людей оделись как моряки, а также мы увидели несколько греческих богинь в драпированных платьях на одно плечо.
Шум усиливался, но до нас все так же доносился звон бокалов, наполненных пьянящими пузырьками. Оркестр, расположившийся в пролете между двойной лестницей, ведущей на паркет, начал играть немецкие мелодии, вызвавшие массу воспоминаний и омрачившие настроение присутствующих. Нам никак не давали забыть.
Затем оркестр сделал паузу, и наступила недолгая тишина. Два трубача вышли на авансцену и заиграли мелодию, которая – для меня, по крайней мере, – принадлежала нам с Лео. Лео взглянул на меня: он тоже узнал ее. С первыми нотами «Серенады лунного света» я увидела, как папа вошел в зал в своем сшитом на заказ смокинге. Он сопровождал богиню, облаченную в черное кружевное платье со шлейфом и разрезом спереди. На родителях были черные бархатные маски, а у мамы – с перьями и стразами.
Они медленно спустились по лестнице под звуки оркестра, старательно пытающегося подражать Гленну Миллеру. Все остановились, чтобы полюбоваться триумфальным входом Розенталей: если они пришли на бал, значит, все в полном порядке. Мы без проблем высадимся в долгожданном порту Гаваны. Таково было послание, которое капитан хотел передать разочарованным пассажирам через чету Розенталей. Но в настоящей обстановке ни радостная музыка оркестра, ни яркие маскарадные костюмы, ни ореол исключительности вокруг моих родителей не могли развеять мрачную атмосферу бала.
Спрятав лицо под маской, папа выглядел как герой какой-то дешевой мелодрамы. Мама, с застывшим лицом, тщетно пыталась улыбнуться. Она, казалось, говорила ему: «Ты заставил меня прийти, и вот я здесь, но не надейся, что я буду веселиться».
Под звуки «Серенады» пары снова сошлись вместе. Папа вывел маму в центр зала. Она мягко опустила голову на его плечо, а отец делал короткие шаги, как будто танцевал вальс, не соблюдая ритм: он не знал этой музыки.
Пока они кружились, папа кивнул нескольким мужчинам. Мама не обращала на них внимания и избегала любого зрительного контакта.
Двенадцать дней – вот сколько продлилось наше счастье.
Мне пора было идти. Как раз сейчас я должна была обыскать каюту.
Телеграмма из офиса компании «Гамбург – Америка Лайн» на Кубе
Суббота, 27 мая
Наступил день, когда мы должны были высадиться в Гаване. Многие пассажиры ожидали воссоединения с членами семьи, которые уже переехали на Кубу: другие отправлялись к себе домой или собирались снимать номер в гостинице. Люди надеялись обосноваться на острове, выучить испанский язык, открыть свой бизнес. Многие планировали прожить там всего несколько месяцев, ожидая поездки на остров Эллис и разрешения на въезд в Нью-Йорк, конечный пункт назначения.
В Гаване мы могли бы создать больше семей, и остров постепенно заполнился бы нечистыми. Но, несмотря на то что мы намеревались найти там жилье и работу, мы все равно всегда должны быть начеку, потому что у огров очень длинные щупальца, и кто знает, не дотянутся ли они в один прекрасный день до Карибского моря.
Судьба 936 душ, находившихся на борту «Сент-Луиса», теперь зависела только от одного человека. Кто знает, какое у него будет настроение поутру и, в зависимости от него, скажет он «да» или «нет». Президент Кубы может запретить нам причаливать и изгнать нас из своих территориальных вод, как вонючих крыс. Затем нас вернули бы в страну огров, где нас отправили бы в тюрьму, и там мы бы встретили свою преждевременную неизбежную смерть.
Я проснулась в четыре утра, когда корабельный гудок возвестил, что мы входим в гавань. Последние два дня я искала капсулы и ночью засыпала только на два-три часа. Я перевернула мамину комнату вверх дном, а затем мне пришлось все очень аккуратно сложить. Я ничего не нашла. Лео пришел к выводу, что папа спрятал их в подошвах своих ботинок.
