Карнеги-холл мы покинули, когда на улице уже стемнело. В воздухе пахло тополиными почками и мокрым асфальтом. Мы доехали до вокзала, сели в наш поезд, идущий до нашего пригорода, и отправились домой…
Но, к сожалению, тот вечер, начавшийся так прекрасно, имел тяжелое завершение.
В поезде, пока мы ехали, у тебя случился приступ. Это были первые тревожные аккорды твоей тяжелой, затяжной болезни, которая свела тебя в могилу. Всю дорогу ты сдерживал стоны, пытаясь справиться с болью. А я ничем не могла помочь. Только смотрела на твои мучения – это было тяжело. Сейчас, когда я пишу это письмо, я словно бы снова слышу твои стоны…
Когда мы добрались до дома, ты принял какое-то лекарство, и оно временно помогло. Но уже через неделю случился новый приступ, еще более сильный. Он настиг тебя в ванной – ты упал прямо в душевой кабине, ударившись головой о стеклянную дверь. Мы обнаружили тебя лежащим на полу без сознания…
Несколько последних лет своей жизни ты особенно тяжело боролся с болезнью. Эта битва тебя измотала. Но я уверена, что все могло быть по-другому. Твоя болезнь не пришла бы к тебе, если бы ты не раздражался на те обстоятельства жизни, которые то и дело выбивали тебя из колеи.
Теперь я знаю и понимаю, почему ты выбрал жить в низких вибрациях гнева, разочарования, печали, депрессии и неудовлетворенности. Это был вагнеровский мотив твоей жизни – нереализованный дар, неисполненное обещание, растраченный талант.
Я прощаю тебя за это. Прощаю за боль, которую ты причинил сам себе. И прощаю за боль, которую ты причинял нам, членам твоей семьи.
Но и ты прости нас. Прости меня за то, что я вторглась в твою жизнь, вынудив тебя отказаться от призвания, и тебе пришлось зарабатывать деньги на ненавистной работе, а твои усилия при этом не были оценены по достоинству. Прости меня за то, что тебе пришлось свернуть с твоего истинного пути, и ты был вынужден размениваться на рутинные, скучные дела, вместо того чтобы делать карьеру в музыке, которую ты так любил.
Теперь я осознаю, скольким вещам научилась, благодаря тебе.
Я научилась твоей силе и стойкости, твоей мощи и страсти, твоей любви к музыке. И хотя сама я сейчас не играю, я каждый день что-нибудь слушаю. Любовь к музыке – это твой бесценный дар, доставшийся мне в наследство.
Я люблю все, чем я занимаюсь. Я вкладываю страсть в каждое свое увлечение, в каждый творческий проект, в каждое новое произведение, которое пишу. Эта страсть наполняет меня силой, энергией и вдохновением – каждое утро, просыпаясь, я чувствую в себе радость творчества.
Я училась у тебя ответственности и настойчивости. Да, это ты показал мне пример того, как тщательно надо выполнять работу и доводить ее до конца (даже если кто-то из коллег тебя разочаровывает). Я стремлюсь к совершенству, как и ты. Да, это правда, я замечаю в себе перфекционизм, который был свойственен и тебе. И это качество мне помогает, когда я редактирую свои работы и скрупулезно проверяю каждый факт, каждую деталь, каждый знак препинания, прежде чем отдать свое новое творение в печать. Я оставляю горы черновиков и выбираю только самые лучшие свои идеи. По крайней мере, на сегодняшний день я сохраняю именно такой подход к работе.
Я, как и ты, не люблю бездельников и халтурщиков и требую полной отдачи от тех, с кем работаю.
Как и ты, я ценю качество и оригинальность – и выбираю лучшее, будь то музыкальные инструменты, машины или люди. Я не соглашаюсь на подделку.
Я научилась твоей безжалостной честности и смело задаю вопросы, если хочу докопаться до истины.
Пап… ты мог бы быть лучшим отцом на свете! Как бы я хотела познакомиться с тобой ближе. Я бы хотела дружить с тобой…
Я люблю тебя. И прощаю за все».
Я писала это письмо в течение часа, не замечая ни того, что нахожусь в душной комнате, наполненной чужими людьми, не замечая того, что сижу на жестком, неудобном стуле, не замечая того, что слезы текут по моим щекам и я забываю их вытирать… Я была один на один со своим отцом. Этот откровенный разговор, которого при его жизни не случилось, был важен для нас двоих. И когда он был окончен, броня негодования и невыраженной печали, сковывающей мое сердце, разбилась. Во мне проснулась любовь.
Вытерев слезы и сложив письмо, я почувствовала облегчение и огромную благодарность за всё чему научилась у отца. И я была благодарна себе за то, что наконец-то осмелилась на этот откровенный разговор.
Картинки из детства
Прощать людей – не всегда значит давать им второй шанс. Прощать – это значит поставить точку на прошлом и двигаться в будущее.
– Соня Паркер
Припарковав машину в конце улицы, я решила дать себе время и прогуляться по Виа Сегундо, чтобы настроиться на встречу со своим прошлым. Район, в котором я выросла, навевал много воспоминаний – не всегда приятных, – поэтому я не спешила идти в сторону родного дома, где когда-то жила и из которого уехала много лет назад.
Захлопнув дверцу своей «Хонды-Цивик», я перешла под прохладную тень деревьев, растущих вдоль тротуаров. Аромат цветущих азалий кружил голову. Я и забыла, как прекрасен мой родной городок весной, в период буйного цветения деревьев! Улица оказалась гораздо уже, чем представлялась мне в детстве. Платаны, равномерно посаженные вдоль дороги, изящные и прямые, за время моего отсутствия вымахали на невероятную высоту, и теперь, чтобы посмотреть на их густые кроны, образующие арку надо мной, нужно было хорошенько задрать голову – в моей юности эти деревья были значительно ниже.
Я медленно шла по мощеному тротуару, чувствуя себя как во сне. Эти узкие, родные сердцу улочки мне и в самом деле снились ночами на протяжении многих лет. И вот я снова шла по ним… И это был не сон, а самая настоящая реальность! Все было знакомо, но и до неузнаваемости ново. Я пересекала перекрестки, читала названия на табличках: «Виа Примеро», «Виа Сегундо», «Анакапа», «Виа Лусеро»… (Первая улица, Вторя улица… Уже в раннем детстве я понимала, что означают эти названия на испанском.)
Наконец я свернула на свою родную Виа Ринкон (Угловую улицу) – она пряталась сразу за Виа Сегундо, и воспоминания нахлынули на меня, словно порыв сильного ветра ударил в лицо.
Проходя мимо первого дома, я вспомнила двух сестер, над которыми мы с моими подружками детства втайне посмеивались. Две одинокие старые девы вызывали у нас любопытство и страх. Они были странными – нас к ним тянуло, но в то же время в этом притяжении мы чувствовали что-то запретное. Мы их боялись и сочиняли про них разные небылицы, пугая друг друга, придумывая, например, как одна из сестер внезапно выскочит из дверей и потащит нас в свой дом, чтобы зажарить на ужин.
Бросив взгляд себе под ноги, я поискала глазами секретные отметины детства – кресты, которые означали «здесь ходить опасно», квадраты, наступив на которые гарантированно попадешь в «зону невезения». Все эти, сулящие беду, участки нужно было обойти или перепрыгнуть – и тогда тебя минуют неприятности…
