Затем я вернулась на кухню, села за стол и, отодвинув в сторону письменные работы своих учеников, взяла из сумки ручку и блокнот и приготовилась писать ответ мужу.
На мгновение моя рука замерла над пустым листом. На языке по привычке вертелись слова, в которых было больше претензий, чем благодарности. После минутного раздумья я все же написала то основное, что хотела сказать своему мужу в первую очередь: «Прости меня, пожалуйста. Мне очень жаль».
В этот момент к столу подскочила наша младшая дочь Рэнди и, прижавшись ко мне, проговорила, с любопытством заглядывая через мое плечо:
– Мамочка, что ты пишешь?
– Любовное письмо твоему папе, – ответила я, подбирая между тем в голове следующие слова, которыми собиралась продолжить послание: «Благодарю тебя за все, что ты делаешь для нас – лично для меня и для всей нашей семьи».
Рэнди прикрыла рот ладошкой и, хихикнув, переспросила:
– Любовное письмо папе?! – И тут же закричала, обращаясь к старшей сестре: – Келли! Мама пишет папе любовное письмо! – А затем, уперев руки в бока, пристально посмотрела на меня и строго спросила: – Ты любишь моего папу?
– Да, – улыбнулась я. – Люблю.
Мы сами делаем выбор
Учиться быть родителем непросто, ведь твои учителя – это дети.
– Роберт Браулт
Много лет назад у меня была своя успешная клиника. Правда, на дорогу туда-обратно уходило по два часа каждый день, но я спокойно относился к этому – ведь клиника была делом моей жизни. Моему старшему сыну Габриэлю тогда было три года, а младшему Ною – девять месяцев. В довесок к бизнесу и семье я был еще и главой своего профессионального объединения. Словом, жизнь была полна забот.
Коллеги смотрели на меня с уважением, постоянно спрашивая: «Как тебе это все удается?» Я не знал, что ответить, но тем временем это «все» как раз грозилось обрушиться на меня. У моей жены была тяжелая послеродовая депрессия после появления Габриэля, а после Ноя стало и того хуже. Но я был так предан своей работе, что совсем не обращал внимания на ее переживания, рассчитывая, что она как-нибудь сама справится. Я советовал ей думать позитивно, читать вдохновляющие книги, хорошо есть и заниматься спортом.
В конце концов, жена все-таки легла в больницу – врачи посоветовали ей провести там все выходные, чтобы как следует обследоваться. Я был недоволен, что, кроме работы, на меня свалились и домашние обязанности, но вслух ничего не сказал.
После выходных я приехал в больницу, чтобы пообщаться с врачами и женой. Доктор сказал, что моей жене нужно провести у них еще несколько недель. Я с возмущением воскликнул: «Вы ничего не понимаете! У моей жены не может быть депрессии!»
Я уговаривал жену отказаться, называл психиатра «чокнутым» и считал, что тот хотел надолго упечь ее в больницу. Втайне я паниковал, ведь придется пропускать работу, переживал из-за денег. Но врач настаивал: мою жену не отпустят, пока ей не станет лучше.
Мы с детьми долго шли по коридору до больничной парковки. Мне пришлось их брать с собой, потому что не с кем было их оставить. Они устали и капризничали, потому что не спали днем. Я все еще не мог поверить в то, что происходило. Пытался сохранять спокойствие и говорил сыновьям, что маме какое-то время придется побыть в больнице.
Позже, когда к нам приехала моя мать, я не выдержал. Я рыдал несколько дней – и это для меня было необычно, потому что всю жизнь я сдерживал эмоции. Наверное, это был защитный механизм, который выработался во мне в ответ на издевки отца. Тогда я не мог позволить себе демонстрировать слабость, но теперь не сдерживал чувств.
Я договорился перенести все свои встречи на неопределенный срок и временно вышел из совета директоров. Несколько дней чувствовал себя очень одиноко, а в редких перерывах между уходом за детьми и обязанностями по дому горько плакал. Мы навещали жену в больнице, и каждый раз, когда пора было уходить, я чувствовал укол где-то глубоко внутри.
Мне очень хотелось поделиться с кем-то своим отчаянием, и мой хороший друг Скотт готов был выслушивать меня.
– Как же мне с этим справиться? – спрашивал я.
– Ты должен… У тебя нет выбора, – отвечал он с состраданием.
Раньше я никогда не оставался наедине с детьми дольше чем на восемь часов. Теперь же вся забота о них легла на меня. Грудного Ноя пришлось на время госпитализации жены перевести на смесь. По ночам мне приходилось вставать, чтобы покормить его и сменить пеленки. Всем этим раньше занималась жена.
Я с трудом осваивал новые навыки, но со временем во мне стала просыпаться уверенность в том, что я могу позаботиться о детях. Мне стало нравиться находиться дома и проводить с ними время. Моя мать нам очень помогала, и это позволяло мне иногда отлучаться на прогулки, чтобы поразмыслить о жизни и своих чувствах. Я начал понимать и ценить нелегкую работу жены в нашей семье.
Тем временем больничные визиты давались нам с трудом. Жена пеняла мне, что раньше я слишком много времени уделял работе. Я же обижался из-за того, что теперь моя жизнь перевернулась с ног на голову. Нас как могли поддерживали социальные работники и больничный персонал.
Помню день, когда все переменилось, и я снова почувствовал надежду. До меня дошло, что жизнь не закончилась – напротив, она продолжается и становится лучше. Шла третья неделя госпитализации жены. Я как раз играл на улице с сыном. Мы забрались на огромный камень, и Габриэль сказал:
– Папа!
– Да, Габриэль?
Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и был абсолютно очарован его мудрыми карими глазами. Было удивительно, что этот взгляд принадлежит такому юному созданию. Габриэль сказал:
– Папа… мы сами делаем выбор.
Я глядел на него и не верил своим ушам. Как мог маленький мальчик выразить такую глубокую мысль?
– Что… что ты сказал, Габриэль?
Он заметил мое удивление и рассмеялся от радости. Затем он повторил:
– Мы сами делаем выбор!
Весь смысл этой фразы тогда до меня еще не дошел. Я не ожидал услышать такие слова от ребенка, которому едва исполнилось три года. Но пересказывая эту историю родным и друзьям, я все-таки понял, о чем говорил мой сын.
Я пропадал на работе, оправдываясь тем, что все это делаю ради семьи. Но семья не была у меня в приоритете. На самом деле, меня больше волновал статус, престиж и материальные блага. А теперь, ради счастливой жизни, о которой я так мечтал и которую заслуживала моя семья, я должен был измениться.
Я понял, что могу быть настоящим любящим отцом и мужем и что ничего страшного не произойдет, если я пропущу несколько недель работы. И принял решение, что теперь буду делать упор на баланс и счастье. Я научился отпускать вещи, которые на самом деле не были важными.
