Она научилась быть внимательной к людям и заботиться об их чувствах. Мне очень повезло с ней! Она была остроумна, обожала дурачиться и смешить окружающих. Она выросла честной и ответственной. Рядом с ней я могла оставить любую сумму денег, потому что была уверена, что она не возьмет их.
После того случая, когда мы обсуждали с ней кражу денег из моей спальни, Али больше никогда не брала чужого. Она усвоила свой урок. А я усвоила свой, осознав, что любовь – лучшее наказание, которое можно придумать для ребенка.
Всегда была рядом
Что может быть лучше для человеческих душ, чем чувствовать, что они связаны на всю жизнь? В безмолвных невыразимых воспоминаниях они всегда будут вместе.
– Джордж Элиот
Я не знала, что думать о моей мачехе. Она появилась в моей жизни, когда я была подростком, и мне было не до дружбы с ней – моя голова была занята совершенно другим. Она мне нравилась, я всегда была с ней вежлива, и мы болтали на семейных сходках, но у меня были друзья и жизнь далеко от их с отцом дома. Я была рада, что отец нашел женщину, которая любит его так же сильно, как я, но мы с ней никогда не пытались сблизиться по-настоящему. Все наше общение шло через отца. Он рано вышел на пенсию, а мачеха продолжала свою успешную карьеру, которая отнимала почти все ее время.
Мы несколько раз в неделю обедали с отцом, а его жена в то время была на работе. Я рассказывала ему, что происходит в моей жизни, и знала, что он все пересказывает ей. Но с ней самой мы никогда не говорили с глазу на глаз…
А потом случилось немыслимое… у отца нашли рак. Не успели мы оглянуться, как болезнь стала агрессивной, и врачи сказали, что дни отца сочтены. Те последние несколько месяцев я очень часто бывала дома у отца и мачехи, но в основном мы с ней сменяли друг друга, чтобы она могла заниматься домом, решать свои рабочие вопросы или хотя бы просто сходить в парикмахерскую.
Отец боялся, что моя мачеха останется одна, когда он умрет. Он говорил, что надеется на то, что наша семья не развалится и мы продолжим друг за другом присматривать, когда он не сможет выполнять эту роль. Я пообещала ему, что так все и будет.
Когда папа сделал последний вздох и спокойно отошел в мир иной, мы с мачехой сидели по обе стороны кровати и держали его за руки.
В ночь его смерти произошел поворотный момент в наших отношениях. Я помню все, как будто это случилось вчера. Мы сидели на кухне, дожидаясь служащего из похоронного бюро, когда я, наконец, спросила: «Почему у вас нет своих детей?» Я внезапно поняла, что, хотя она больше двадцати лет была частью нашей семьи, я ни разу не попробовала по-настоящему с ней сблизиться. Я не знала ничего о ее целях, мечтах или прошлом. Конечно, мы заботились друг о друге, много раз сидели за семейным столом, но были ли мы по-настоящему знакомы? В ту ночь я осталась у нее, и мы разговаривали, смеялись и плакали.
С той ночи мачеха стала моей самой активной болельщицей, а я – ее. Я звоню ей, когда мне нужно рассказать о трудностях или радостях, и она всегда меня готова выслушать. Она поддерживает моего сына и не упускает возможности сказать, как гордится им и тем, какая замечательная у него мама. Когда мне нужен совет или просто дружеское плечо, она всегда готова прийти на помощь. Иногда мы обедаем или ужинаем вместе, хотя и недостаточно часто, на мой взгляд.
С той ночи прошло почти восемь лет. Вместо того чтобы оглядываться на упущенное время, я благодарю за то, что мы смогли создать с тех пор. Я надеюсь, что мой отец смотрит на нас с небес и гордится отношениями, которые мы с ней построили. Трагедия открыла мне счастье, о существовании которого я даже не подозревала.
Кстати, вот что она ответила мне той ночью: «Я никогда не думала, что у меня получится быть хорошей мамой».
Как же сильно она заблуждалась.
Перемены всегда к лучшему
Пусть сегодняшний день станет тем моментом, когда вы освободитесь от призрака прошлого. Лелеять обиду, таить гнев и разочарование – все равно что напитывать душу ядом.
– Стив Мараболи, «Жизнь, правда и свобода»
Новость, что наш колледж закрывают из-за сокращения государственного бюджета, шокировала преподавателей. Декану удалось спасти только два небольших подразделения: свое собственное и подразделение завкафедрой.
Я проработал в штате колледжа семнадцать лет, недавно защитил докторскую и всего несколько недель назад получил должность профессора, так что это известие буквально выбило почву у меня из-под ног. У меня было ощущение, что не только мой труд, но и преподаваемая мной дисциплина не были оценены университетом. Я чувствовал себя так, словно отдал университету лучшие годы жизни, а за это со мной обошлись очень несправедливо. Я не представлял, что теперь буду делать, где преподавать. Я был единственным кормильцем в нашей семье, и мое увольнение не могло не сказаться на жизни жены и детей.
На следующий день после того, как всех нас ошарашили известием об увольнении, одна моя приятельница из числа преподавателей сказала, что поделилась этой ужасной новостью со своей уважаемой, мудрой подругой Фло, и, к ее удивлению, та отреагировала весьма нестандартно.
– Так это же замечательно! – воскликнула она.
На что моя знакомая ответила:
– Фло, ты не понимаешь. Много людей потеряют работу, а студенты не смогут защитить дипломы. Это ужасно!
– Перемены всегда к лучшему! – ответила Фло. – Перемены всегда несут новые возможности.
Эти слова застряли у меня в памяти, хотя ни я сам, никто из нас не был уверен, что предстоящие перемены действительно принесут нам что-то хорошее.
Однако для начала я решил не зацикливаться на собственных переживаниях и сосредоточился на том, чтобы помочь своим студентам перевестись в другие колледжи и благополучно продолжить обучение. Затем я худо-бедно пережил увольнение и довольно быстро перешел работать на один из факультетов другого колледжа в том же университете. Но шрамы от предательства все же остались.
Я был обижен на секретаря нашего факультета Фрэн, из-за которой, собственно, все и полетело в тартарары. Фрэн присоединилась к нам несколько лет назад по обмену с другим отделом, который очень хотел от нее избавиться. Она всегда держалась довольно уверенно и чувствовала себя непотопляемой из-за своих родственных связей с одной из начальниц в верхушке администрации, которая считала, что вольна издавать свои собственные указы для нашего факультета. Я не простил Фрэн ее роль в разрушении нашего факультета и всегда, когда встречал ее, испытывал негативные чувства. Просто не мог выносить ее вида! Хотя лично мне она ничего особенного не сделала, но ее злонамеренные действия отразились на других моих коллегах.
В течение двух лет после того увольнения Фрэн пыталась поговорить со мной и всегда, когда видела меня, останавливала под каким-нибудь придуманным предлогом. Но я не хотел иметь с ней ничего общего и даже, если и заговаривал, то отвечал холодно. Ее вид напоминал мне не только о том, что она сделала, но и о том, как бесчестно обошлись с нашим факультетом. Как-то раз она спросила:
