— Не ем яблоки, спасибо, — по инерции сказал я.
Конечно, яблоко — это не гипотетическая конфетка, которую нас с детства учат не брать у незнакомцев. Да и вообще я слишком взрослый, чтобы меня можно было куда-то заманить такой ерундой. И здесь деревня, где все друг друга знают и про нас с Алиной знают. Так что, по идее, бояться нечего. Но сработал какой-то инстинкт. И вообще мужик был отталкивающий.
Лицо дядьки неуловимо исказилось от злости и досады, но тут же отразило искреннее сожаление. Он растерянно повертел яблоко в руках, будто не знал, куда деть, и положил на обтесанное бревно у забора, которое изображало скамейку. Потом снова взглянул на меня с какой-то голодной жадностью, контрастирующей с мягким сожалением в голосе:
— Скучно тебе здесь. Понимаю. А хочешь правду узнать? Тебе ее не скажут, никакая знатуха не скажет. А я скажу. Пойдем, тут недалеко.
Дядька как-то очень быстро приблизился ко мне, извернулся и потянул меня за рукав футболки.
Недалеко — это тот самый заброшенный дом, который я собирался исследовать. Индустриальный турист, ага. Идиот! Я вырвался, скорее инстинктивно, не успев даже подумать.
—
Нет!
И только после этого меня обдало жаром страха. Я совсем один здесь, в незнакомом месте, никого рядом нет… Только что радовался этому обстоятельству…
— Егор! Что за пантомима?
Никогда еще я не был так рад слышать голос своей сестры. Сначала решил, что показалось, но обернулся и увидел ее, идущую по улице мне навстречу.
Когда икотка надолго пряталась, Алина снова становилась собой, веселой и беззаботной. И сейчас сестра улыбалась во весь рот, совсем привычно, как моя обычная сестра. Достаточно взрослая, чтобы с ней считаться. Достаточно взрослая, чтобы просить у нее помощи. И вместе мы бы справились!
Я победно оглянулся на дядьку, который хоть и юркнул в кусты, но далеко умотать не мог. Но его нигде не было, будто вообще не существовало. Но я же чувствовал, как он схватил меня за рукав. И этот отвратительный, гнилостный запах перегара у него изо рта… Или гниения?..
Выдохнули.
Собственно, ничего страшного не произошло. Не успело произойти. Хуже было бы, если бы я встретился с этим мужиком не на улице, а в заброшенном доме. Даже думать об этом не хочется.
Так, проехали.
Алина! Вот о ком надо беспокоиться, а не обо мне.
Я улыбнулся как можно шире:
— Проснулась наконец?
— Угу. А как ты узнал, что я спала? Мы же вернулись, тебя не было.
Ясно, она не помнит ничего. А я хотел расспросить.
— Мама сама наконец заснула, я и вышла. А ты вот что тут откалываешь!
Что-то меня в ее словах цапануло, но по касательной. Да и этот маньяк мысли занимал.
— Да этот стремный мужик приставал…
— Какой еще мужик, Егор? Ты тут один пассы выделывал. Муху, что ли, отгонял?
Я еще раз оглянулся. Никого. Дом за покосившимся забором внезапно показался совсем непривлекательным. Неприветливый дом. Явно не просто так заброшенный. И густо разросшаяся трава, ясно, что здесь давно никто не бывал. Но мне точно не привиделось — вот на бревне яблоко, которое мужик пытался зачем-то мне всучить. Оно же не само собой появилось.
Алина проследила за моим взглядом:
— Так ты собирался яблоки воровать в чужом саду? Что за странные фантазии? Мог просто у Лиды Палны попросить.
Только сейчас я обратил внимание, что на заброшенном участке действительно было полно плодовых деревьев, увешанных яблоками и даже грушами. Ветви на кустах смородины и малины гнулись под тяжестью ягод. Удивительно, что никто их не собирал.
— А пел зачем? — продолжала допытываться Алина. — Что это у тебя за дурацкие напевы?
— Какие еще напевы?
— Бадя, бадя.
Алина звонко рассмеялась, так заразительно, что я невольно тоже усмехнулся. И только потом меня вдруг как стукнуло. Так вот как они его со стороны слышат и видят, если видят… Отлично он разговаривает, четко, и вовсе никакой не гугнивый.
Так вот как он уводит за собой… Да нет, ерунда. Алина просто не разглядела, не расслышала.
— Как ты меня нашла?
Алина фыркнула:
Шутишь? Как я тебя нашла в этой деревне? Вышла за калитку, прикинь, и пошла по улице.
И только когда сестра подошла ко мне почти вплотную, проявилась Палашка. Сначала пахнуло спичками. Потом лицо Алины потемнело, исказилось, губы скривились в тонкую злую полоску, и икотка прошипела с ненавистью:
— Спугнула, дурачина! И вот, и вот, и вот, дрянъ! Бз-з-з! Увел бы тебя, никчемушину, и вот, и вот, и вот!
— Кто это был?
Сестра беспомощно взглянула на меня, но Палашка опять перебила:
— А вот пошел бы и узнал. Дурачина! Что ж не пошел, яблочку не взял, дурачина? И вот, и вот! И нам помешал, помешал! Тпру-у, пру-у. Мамку усыпила, да и сбежала. В лес хотела, я бы погуляла и не вернулась. Бз-з-з! Бз-з-з! Хотела, а тута ты, дурачина. Но уж я тебя люблю. Помог ты мне. А теперь помешал! Мешаешься, никчемушина. Йой, ёшки-ёш- ки-ёшки-йой!
— Что? — жалко спросила Алина.
Мне стало очень грустно. Отвратительное чувство, что это я виноват во всем, опять подкатило к самому горлу.
— Домой пойдем. А то мама наверняка проснулась и паникует, тебя ищет.
Сестра кивнула и уже без былой веселости пошла обратно к нашему здешнему пристанищу.
Что ж, выходит, мы друг друга нечаянно спасли.
Мама действительно уже проснулась. Не знаю, начала паниковать или нет, но при виде нас испытала видимое облегчение.
Правильно, что она за Алиной следит.
Я потянул маму из их комнатки и, прервав ее расспросы про то, поел ли я, решил рассказать:
— Мам, в этой деревне, какая-то дичь творится. Я…
— Тебя деревенские обидели? — прервала меня мама на полуслове.
— Нет, нет. Другое.
— Послушай, Егор, нам должно быть абсолютно все равно, что тут происходит с местными. Мы приехали и так же уедем и больше их не увидим. Если что-то не так, сиди в доме. Главное — спасти Алину. Больше меня ничем не грузи. Пожалуйста, давай сосредоточимся на главном. Не обращай внимания, Егор, уходи от конфликта, просто сразу уходи, если что-то не нравится.
Завтра Ульяна Ильинична начнет с Алиной работать. Давай ты со своими мальчишескими делами как-нибудь сам разберешься, а?
Ок. я не стану ей рассказывать про полоумного дядьку. Ей и своих полоумных хватает. Ладно. Он же меня не утащил! И про Палашкину попытку увести Алину тоже не стану говорить.
