Фло заснул на коленях Санни, обняв ее за талию и прижав к себе как плюшевого мишку.
— Ты справишься. Должен, — прошептала, перебирая его волосы. — Я верю.
Фло согласно промычал что-то во сне.
До спальни непосильно далеко. Разойтись по разным комнатам совсем невозможно. Непомука не видно и можно рискнуть.
Санни перетащила с другого конца дивана плед и укрыла им Фло и себя. Не напрасно ей всегда этот старый диван нравился — широкий, мягкий, принимающий форму точно по телу. Даром, что возрастом постарше самой Санни будет.
Хейго еще раз проверил территорию вокруг дома, забежал недалеко в лес, но ничего подозрительного не увидел. За домом никто чужой не следил, иначе не остался бы незамеченным оборотнем. Вернулся, отряхнулся от снега и, заперев дверь, бесшумно прокрался мимо спящей на диване в обнимку парочки.
Счастливый Фло… Ему самому только предстоит завоевывать право на половину Элиной постели. Ночевать в пустой и холодной гостевой ему и в голову не пришло.
Поднялся на второй этаж, прислушиваясь. Все тихо.
В комнате Эли темно, дверь закрыта, но не заперта. Надавил на ручку и остановился, задумавшись над пришедшей идеей.
Действовать нужно постепенно. Его Эля пуглива, чудо как неопытна и ужасно романтична. Если проснется и застанет его, будет ругатся. Точно будет. Еще Непомук этот прибежит, добавит…
Однако кое к кому она питает слабость.
Хейго тенью метнулся в гостевую, разделся, торопясь, небрежно раскидав одежду, и перекинулся. Мягкой поступью двинулся обратно. Туда, где его место.
Толкнул лапой дверь. Взгляд привык к темноте и волк прекрасно ориентировался. Чувства обострились, усилилось обоняние, слух. Инстинкты зверя взвились, желая действовать немедленно, взять свое. Получить все, что можно, и что нельзя тоже. Хейго привык к темпераменту своего зверя, привык с ним справляться, сохранять ясный разум и не давать волю звериной половине.
Всегда справлялся. С Элей, однако, было настолько сложно удержаться, как еще никогда за его пятьдесят с хвостом лет.
Встал на пороге, подавляя инстинкты и возвращая контроль разуму. Через несколько минут прикрыл за собой дверь. Покосился на полосатый коврик у окна. Прошел мимо и запрыгнул на кровать. Матрас прогнулся под его тяжестью.
Эля спала, дышала ровно, спрятав нос под одеяло и поджав ноги. Видимо, мерзла. Волк лег в изножье, подставляя лохматый бок под ее ступни. Полежал недолго, гипнотизируя взглядом выглядывающую из-под одеяла макушку. Пару раз длинно и шумно вздохнул, и закрыл глаза.
Авось утром ему не сильно попадет. Суматоха, сборы, ритуалы всякие… Да это почти и не он вовсе тут разлегся… для окружающих…
*
В Хексендорфе, бар «Святого Стефана»
Повезло, что он открыт до раннего утра. Йонас одиноко сидел за стойкой и пил третью порцию виски. Безо льда. Стакан с водой, который без вопросов поставил рядом бармен, оставался не тронутым.
Ворот рубашки распахнут, пиджак небрежно кинут на соседний стул. Колдун сидел, поставив локоть на стойку и запустив пятерню в идеальную прическу. Та, кстати, уже не была столь идеальной.
Сильный маг, пусть в ковене имеются и посильнее, успешный адвокат. Удачливый, за что бы ни брался. Сейчас, крутя в пальцах изящный бокал, в снежной глухой деревне, вдали от работы, вдали от всего, что отвлекало от нежелательных раздумий и вопросов, Йонас признался себе, что в тупике.
Задание ковена. Аманда. Ковен. Поводок. Аманда. Женщина, которой он обещал оставить свободу. Глава и его прихвостни. Поводок, который тянется, но не рвется. Мысли ходили по кругу, выхода не было.
Тупик.
Куда делась его хваленая удача? Полдня какого-то левого колдуна разыскивал, и так и не смог выследить. Ни следа в округе. В парке у санатория все затерли так не вовремя прибежавшие люди.
Будто и не колдун этот тип вовсе. Или залег на дно так, что мыши пробегают, не замечают.
Вита. Жалко. Сейчас с ней было бы веселее.
Аманда. Она-то сейчас в городе. Понятия не имеет, в какой он переплет из-за нее попал. Ведьма!
Жизнь несправедлива. Почему она не могла родиться обычной девушкой? Не рыжей, не невозможной, а обыкновенной. Человеком. Как та же Вита. Он бы с ней познакомился при нормальных обстоятельствах, поиграл бы, поухаживал.
Йонас уже тогда, при первом знакомстве три месяца назад, не мог представить ее в ковене. Такой же потухшей и бесправной как ведьмы в его среде. Куклы зомбированные, делающие только то, что прикажет глава. Его отец, его друзья, все, что составляло его жизнь до встречи с ней. Все это ковен.
Ковен — смерть для ведьмы. Снова по кругу.
Поэтому Йонас просто обязан привести им Санни и Элю… Как там ее полное имя? Элен?
Допил залпом виски и снова принялся искать, где его просчет. Из-за чего Гуммели все еще упрямятся. Будто у них козырь в рукаве припасен.
Насколько они отчаянные? На что готовы пойти ради свободы? На убийство. Смерть Роберта тому доказательство. С жестоким врагом, а механизм ковена самый беспощадный из всех, соответствующие меры. Ведьмы воспитаны жестоким врагом.
Кивнул бармену, прося повторить. Вперил застывший взгляд в янтарный напиток, так похожий по цвету на ее глаза.
Этой ночью и Нику неудержимо хотелось выпить, что в его случае, скорее исключение из правил, нежели норма. Весь вечер было не по себе, чувствовал, будто за ним наблюдают недобрым взглядом. Но ни черного пуховика, ни черного драпового пальто в поле зрения не попадалось. Вообще ничего черного в вестибюле санатория. Все как обычно, пестрая толпа — семьи с детьми, парочки, пенсионеры, степенно прохаживающиеся туда-сюда, спортсмены, подростки… Отдохнувшие и здоровые выезжали, новые желающие подлечиться прибывали.
Ник свою работу делал четко и слажено, все-таки уже более двадцати лет за этим самым столом трудится.
Сдав смену ночному охраннику, поспешил домой. Его ждет Вильгельм, сытный ужин на двоих и новый детектив.
Поганое чувство не пропадало. Даже мысли о Вильгельме и ужине не помогли.
Мелькнула мысль позвонить Санни, или этому ее Фло, но что он им скажет? За мной следят? А если нет?
Ладно. Дома, помимо Вильгельма и ужина есть еще и ружье. И патроны к нему в коробочке в выдвижном ящике стола. Ник обстрелянный боец, умеет беречься.
*
Следующим утром первой, как ни удивительно, проснулась Санни. Ее разбудил надсадный скрежет старинных часов над головой. Завод кончался, маятник еле шевелился, и чтобы пробить одиннадцать раз, механизм хрипел, копя силы.
Напольные часы были под ответственностью домового. Серьезно он протестует, раз и бесценное механическое детище оставил на попечение ненадежных личностей, коими, по его мнению, являлись все, кроме него самого.
