С Ханной и Нессой такая позиция резко, в один миг стала невозможной. С одной стороны Ада безмерно счастлива, что наконец-то не одна, что в опасной дороге у нее будут союзники. С другой же, это дополнительный груз, ответственность и необходимость считаться с ними. Теперь ей есть за кого, кроме себя, бояться.
Вскоре весь лагерь спал, только караульные поддерживали огонь в костре, да Ада сидела, закутавшись в свой плащ и погрузившись в раздумья. Ветер трепал листву на деревьях, играл с пламенем костра и дергал в разные стороны крышу и стенки фургона. Ткань вторила шелесту листвы, и это единственные звуки в окружающей темноте.
Ветер пробрался и за отвороты Адиного плаща, северной холодной рукой прошелся по спине и ущипнул за уши. Девушка поежилась, натянула на голову капюшон и подтянула колени к животу, не отвлекаясь от своих мыслей.
Она привыкла жить одна и боялась привязанностей, одновременно больше всего на свете желая обрести друзей и семью. Ада отчетливо понимала, что это желание является слабостью, ниточкой, за которую можно дергать и с ее помощью манипулировать.
Но, как ни парадоксально, верные друзья — это и сила. Конечно, если друзья действительно настоящие, верные и любящие. Хватит ли у Ады смелости дружить?
Через два часа ее выдернула из омута мыслей Ханна, которую не потребовалось даже будить, проснулась сама. Но сонная и, как обычно после слишком короткого сна, очень ворчливая. Ада легла на нагретое место рядом с Лисичкой и моментально провалилась в глубокий и вязкий сон.
Те неполные четыре часа, что удалось поспать, ей снились погони, больные оборотни и разоренные деревни. Они втроем с лисичками от кого-то бежали, а в темном небе над ними вместо луны висела отрубленная голова с пустыми глазницами.
Последней приняла вахту Несса. Пока Ханна, растолкавшая ее, ворочалась и не спала, бодрствовала и Лисичка. Но, как только все успокоилось, её глаза сами собой закрылись, она постепенно сползла по стеночке на матрас и засопела дальше, толком не осознавая где находится и что ее окружает.
Сонный мозг нашел какое-то оправдание-отговорку, как всегда происходило дома. Несса решила, что сегодня уроки прогуляет. Ничего страшного, старый учитель Симон и так все всегда забывает и ее отсутствие вряд ли заметит. А если кто ее и поругает, то только Ханна. А это она переживет, не впервой.
Если бы Несса не заснула, то увидела бы крадущегося к ним хорька. Сначала он просунул под ткань голову и, убедившись, что обстановка безопасна, стал вертляво протискиваться в узкую щель целиком. Клык тоже устал после целого дня на природе, он продрог и проголодался, лапки болели от долгого бега.
Осторожно обнюхав все углы и спящих девушек, со спокойной душой залез в один из мешков и слопал большой кусок сыра, закусив оставшимся ломтиком мяса. Потом пробрался в свой уголок за сундуками и, свернувшись в плотно сжатый клубок, задремал.
Утром их разбудила громкая возня снаружи и запах жареного мяса. К несчастью для Нессы, первой проснулась ее старшая сестра.
— Несса, ты дрыхла всю ночь! — обличительно ткнула она в бессовестную Лисичку пальцем.
— Совсем чуть-чуть. — Нессе стыдно, но отпираться от обвинений Ханны вошло в привычку, получалось машинально и было для нее так же естественно, как дышать. Поэтому, осознавая и принимая свою вину, все-таки отговаривалась, оттягивая покаяние.
Ада тоже не спала, но вставать не спешила, валялась с закрытыми глазами, и слушала препирания сестер.
Самочувствие после недолгого сна, наполненного кошмарами, неважное. Двигаться совершенно не хотелось. Солнце только взошло, и удивительно, но, несмотря на многозначительные намеки Матиса, за ночь ничего плохого не случилось. Впереди новый день, снова дорога и безвылазное сиденье в повозке. Можно не торопиться, к завтраку их не ждут.
— Никому не нужны твои оправдания. Что должно произойти, чтобы ты наконец повзрослела? — Ханну очень расстраивала беспечность и безответственность сестры. Та вела себя, как неразумное дите, и при этом еще возмущенно кричала о своей взрослости.
Вопрос остался без ответа. В глубине души и Ханна и Ада надеялись, что ничего такого, заставляющего резко повзрослеть, на их пути не случится.
Несса с Адой так и не поднялись, первая всегда любила поспать, а Ада просто не видела пока смысла вставать и начинать суетиться. Да и заняться совсем нечем, и место возможной деятельности очень ограничено: повозка — четыре шага в длину и два в ширину. От увлекательного чтения у Ады оставалось чуть больше половины. Первая тетрадь записей неизвестного лекаря подходила к концу, в то время как путь только начинался.
Ханна вышла по нужде на улицу, заодно разведала обстановку. При свете дня все пережитое вчера казалось не таким и страшным. Солнце поднималось все выше в безоблачном голубом небе, пение птиц внушало оптимизм.
Картину немного портил Матис, который сидел ближе всех к повозке и угрюмо проводил девушку взглядом. Но поскольку он молчал и не двигался, то и ему не удалось так скоро испортить прекрасное утро.
Ближе к костру сидели Генрис и лисы, все завтракали уже черствым хлебом и вчерашним заново разогретым мясом. На обратном пути Ханну позвал один из лисов — как зовут этих воинов девушка не знала.
— Вот ваш завтрак, — он протянул ей тарелку с горкой мяса и толстый ломоть хлеба. Воин был внушительной комплекции и тоже рыжий, как Матис. Его голос прозвучал мирно, да и держался он по-деловому и спокойно.
Ханна уверенно подошла, разглядывая сидящих у кострища. Оборотни крупные и довольно молодые, из всего отряда сединой мог похвастаться только Генрис. Три лиса держались ближе к предводителю, так же как и двое рысей. Ральф и Райнис уже седлали лошадей, Матис переводил задумчивый взгляд с повозки на Ханну и обратно.
Девушка взяла пищу и тихо поблагодарила. Ее тянуло повозмущаться и высказать Генрису недовольство по поводу поведения рысей. Солнце подбадривало, сохранившаяся с детства вера, что прекрасным утром, при свете дня, ничего плохого случиться не может. Что все страшное происходит лишь темной ночью.
Но первой начинать она все-таки не хотела. Если честно, то просто-напросто боялась. Судя по рассказам Ады, рыси могли позволить и позволяли себе очень многое, независимо от времени суток.
Развернулась и медленно направилась обратно к повозке, но раздавшиеся вслед слова заставили остановится.
— Сидите тихо и не высовывайтесь. Если что, без единого возражения выполняете все мои приказы. Из фургона выходите только на привалах. — Генрис говорил довольно равнодушным тоном, но его взгляд был далеко небезразличным. В нем читались злость и затаенный страх. — Проблемы еще и с вами нам не нужны. Ослушаетесь — будете наказаны. Передай это и остальным двум.
Такой подход обескураживал. Значит, воинам можно творить все, что угодно, наплевав на безопасность, а «самки» должны по струнке ходить?
— Нам тоже неприятности не нужны. Надеюсь, ваши подчиненные не будут нам их подкидывать? — Она выразительно посмотрела на Райниса. Голову мертвеца никто из них еще не забыл.
