Слова раздались Денису в спину: он очень быстро удалялся, ловко спускаясь по скалам и не оглядываясь.
— Если не смолги, то его прибъет Дмитрий. А заодно и нас.
— Смолги? — переспросила Марья.
Девушки потрясенно застыли, мало что понимая в происходящем и из-за неизвестности пугаясь еще больше. У всех у них богатое воображение, и слово «смолг» запустило его работу на всю катушку.
Ада непроизвольно метнула взгляд вслед Денису, но он уже скрылся из виду. Растерянность и злость сменил сильнейший страх. И испугалась она, как ни странно, не за свою жизнь и не за подруг, а за Дениса. Догадка поразила. От мысли, что Денис может уже не вернуться, у Ады на миг прервалось дыхание.
— Быстрее, девушки. Вы можете быстрее? — игнорируя вопрос Марьи, нетипично для себя раздражаясь, поторопил Слав.
— Почему вы отпустили его одного? — еле слышно спросила Ада, не надеясь на ответ. Тихий шепот вопреки ее желанию вырвался из ледяных глубин пораженного страхом сознания.
— Если кто и справится, то только Ден, — последовал краткий, но исчерпывающий ответ.
В последующие часы оказалось не до разговоров. Они бежали так быстро, как только позволяла горная тропа и собственные, заплетающиеся от усталости ноги.
С наступлением сумерек внутреннее напряжение и боль в мышцах стали невыносимыми. Но никто не жаловался и громко не стонал: не очень-то приятно для самок быть обузой, слабой и медлительной, из-за которой все подвергаются смертельной угрозе. Беры молчали, и никаких известий о Денисе.
В горах быстро и неотвратимо наступала ночь. Вечерний гомон птиц утих, изредка раздававшиеся резкие вскрики встревоженных чем-то птах заставляли Аду вздрагивать. Это не волнение, не плохое предчувствие, нет, она ощущала панический ужас.
Когда темнота сгустилась настолько, что не видно, куда ступает нога, Велислав объявил привал. Девушки попадали, где стояли. Им стало уже все равно, где ночевать: в пещере, в лесу или под открытым небом. Даже если бы шел дождь, предпочли бы остаться лежать и мокнуть, чем идти искать укрытие.
В гнетущей тишине развели маленький костер, споро приготовили ужин. Аде кусок в горло не лез, ждать не было никакой мочи. Она не стала копаться в себе и обдумывать собственные ощущения, искать объяснения и причины. Вряд ли поняла бы что-то определенное. Да и сил не оказалось, ни физических, ни душевных. Просто приняла как данность то, что до болезненных спазмов в животе боится не увидеть больше Дениса.
Странный, опасный, упрямо докучающий нежеланным вниманием, постоянно лезущий к ней с прикосновениями… поцеловавший ее бер. Он поцеловал ее.
В клане Ханнеса Аде очень часто преграждали путь в узких коридорах и приставали, грубо и пошло предлагая уединиться в укромном местечке. От этих воспоминаний начинало тошнить, появлялось ощущение грязи, собственной уязвимости.
И сейчас поступки Дениса выбивали из колеи. В них чувствовалась забота, что-то совсем Аде непонятное и никогда не изведанное. Он не похож на Матиса, на Ханнеса и всех его воинов. Девушка лежала на спине, уставившись в темное звездное небо. Поднесла пальцы к губам, легко провела по ним, вспоминая влажную и горячую ласку. Она простит Денису этот поступок. Пускай только вернется.
Из-за камней метнулась темная тень. Клык шмыгнул к огню, деловито принюхиваясь подбежал к жарящему мясо Борису. Мужчина без промедления взял зверя на руки и, подняв за загривок до своего лица, пристально заглянул в блестящие черные глаза.
Ожидание стало еще более напряженными. Нетерпение и страх перед плохими новостями, подобно искрам костра, казалось, потрескивали в прохладном ночном воздухе.
Первой не выдержала Лисичка, всего на миг опередив Аду с вопросом.
— Что там? Что он говорит?
— Похоже, с обозом и его охранниками мы распрощались навсегда, — задумчиво произнес Борис.
Почему-то все одновременно посмотрели на Марью. Та сидела на земле, скрестив ноги, отсветы пламени высвечивали породистые черты лица. Очень выразительно оранжевые блики подчеркнули черноту широко раскрытых глаз и пустой взгляд в никуда. Волчица не шевелилась, застыло тело, лицо и взгляд. Как каменное изваяние, прекрасное, но полное невыраженного горя. Такого сильного, что, вырвись наружу, каменная статуя рассыпалась бы на мелкие куски.
— Все погибли? — осторожно, страшась ответа, спросила Ханна.
— Это смолги. Раненые ими умрут в течение пары дней. Оторвана нога или царапина на пальце — не имеет значения.
Марья молча встала, спина прямая, руки по швам. Как всегда гордая, осанка сейчас выглядела почти жалко, вся фигура волчицы смотрелась донельзя хрупкой и слабой. Деревянной походкой отошла к краю утеса и опустилась, почти упала на землю. Отвернулась, отгородилась от всех. Ни словом, ни жестом не выказала обжигающей внутренности боли.
Беры внимательно проследили за ней взглядами, впрочем, не обделяя вниманием и остальных девушек и сгущавшуюся вокруг темноту. Неопределенность предпочтительнее плохих вестей. И в эту ночь всем им придется терпеливо выносить муки неизвестности. Сон? Вряд ли. Можно только надеяться, что девочкам поможет забыться усталость.
Трофеи и их проводники-охранники не перемолвились больше ни словом. Лисички сидели, обнявшись, у скалы, Ада примостилась сбоку. Вроде и с ними, касается плечом плеча Ханны, и в то же время отдельно, полностью погруженная в тревожные мысли и заполненное страхами ожидание. Нелет немного в стороне закуталась в плащ и, похоже, дремала. К старшей подруге не лезла, той вряд ли понравится или поможет присутствие недалекой, надоедливой Нел.
Марья, не двигаясь, вглядывалась в тьму над обрывом. Опасное место выбрала для своих размышлений. Мелкие камешки обваливались и стремительными ручейками падали по склону в виднеющийся далеко внизу лес.
Ночь освещали яркие звезды и тонкая ухмылка убывающей луны. Костер потушили сразу, как приготовили еду, ведь царящая вокруг спокойная тишина обманчива. Им ли не знать, насколько сильна угроза.
Через несколько показавшихся бесконечными часов между скалами разнесся многоголосый звериный вой, мощный, полный ярости и боли. Смешался с собственным эхом и через пару долгих минут затих. Звук был настолько страшен, что и последовавшая за ним тишина окрасилась леденящим кровь ужасом. Внизу, над лесом, заалело пламя — яркая и живая, несущая смерть точка в темноте.
— Хороший знак. — Слав блеснул белозубой улыбкой, с видимым облегчением во взгляде оглянулся на встревоженных девушек. — Ден скоро будет.
И он не ошибся. За несколько часов до рассвета вернулся усталый, бледный Денис. Почему-то он был мокрым и в одних только штанах, ботинки и рубашку сжимал в ладонях.
Никто не кинулся обнимать друга: ни берсерки, ни сонные, измотанные, но благодарные за спасение девушки. Но такое желание возникло и у Лисичек, и у Ады. И если сестры просто широко и радостно улыбнулись, оставшись сидеть у скалы, то Ада подавила порыв только наполовину.
