Денис не перестал жадно целовать шею, спускаясь к груди. Бешеную ревность сменило яростное желание сделать её своей, не обращая внимания на сопротивление. Наплевав на все правила и приличия.
Дух, как же легка и беззаботна, оказывается, была его жизнь до встречи с Идой. Он тогда принадлежал себе — его жизнь, счастье, зверь. Со встречи в том проклятом лесу весь мир сосредоточился в одной девушке — она все, чего он хочет. И получит.
Неожиданная сильная боль в ноге отвлекла. Бер без усилия стряхнул хорька, который укусил его лодыжку, и потерянным взглядом посмотрел на девушку в своих руках. Вся ненависть, которую испытывал до этого, непонятно к кому, к друзьям, к жизни в целом, вылилась на него самого. Ненависть и презрение.
Охранял Иду от всех, а от себя не защитил. Желая добиться своего, причинил боль той, которую больше жизни любил, которую не имел права обидеть — сам обещал. Единственной. И нарушил обещание.
— Ида, прости… — медленно убрал руки и отступил на шаг.
Девушка еле устояла на ногах, бледностью отсвечивало лицо и дорожки слез на щеках. Хорек, отброшенный в угол, снова на ногах и рычит, шерсть на загривке дыбом. Звуки, собственный пульс в ушах, ненависть, осознание совершенного обрушились на бера. Он сделал еще шаг назад.
Иде не могло понравиться. Не тогда, когда малейшую вспышку удовольствия от агрессивных, но все же ласк душит страх. Не тогда, когда перед глазами возникает лицо Матиса. А потом хищный оскал Ханнеса, Пасвела — всех тех, кто когда-либо причинял ей боль.
Одним из них стал Денис. Не верилось, не хотелось верить, но это именно так. Хрупкое, недавно обретенное спокойствие и робкая вера разбиты.
— Ида, — осторожно позвал Ден. Он так и стоял в двух шагах, не приближаясь, но больше и не отступая. — Ида, я не хотел.
— Я тоже… — голос подвел, звучал жалко.
Все глупые обвинения, правдивые или ложные, стали неважными. Собственные обиды, подозрения и ревность — все заслонили слезы Иды.
Девушка быстро, насколько позволяло ее состояние, пошла к выходу из пещеры. С каждым нетвердым шагом все быстрее, пока не скрылась в темноте прохода.
Денис не стал ее догонять. Ему, как и ей, надо прийти в себя. Он в очередной раз потерял контроль. И так же, как и много лет назад, его поступок повлек за собой необратимые последствия. По его вине страдали самые дорогие и близкие.
Бер опустился на пол в том же месте, где стоял, и обхватил голову руками. Темно и тихо, только звук падающих в воду капель. Все так же, как и до прихода Иды в пещеру. Но, вместо всепоглощающей ревности, Дениса переполняло чувство вины.
Клык тоже не пошел за Адой. Настороженно следил за берсерком, и то, что видел, ему не нравилось. Помочь, что ли? Или не вмешиваться? Уже вмешался по уши, вечно он не в том месте и не в то время. Слишком опасным для самого себя выглядел в данную секунду берсерк.
Сложные они звери, беры. Куда легче жить подобным Клыку, не имеющим второй ипостаси. Ибо чем сильнее зверь внутри, тем сложнее его подавлять. А Денису сложно вдвойне, его зверь никогда не уходил полностью. Даже среди своих он считался нестабильным и не раз оправдывал опасения окружающих.
До совершеннолетия Ден был отчаянным сорвиголовой. Наставники, родители, брат — ни один совет, приказ или просьба не находили отклика в жаждущей приключений душе. Он делал, что хотел, и никогда ни о чем не жалел. И никого не жалел. До случая, когда из-за его несдержанности мать и сестра чуть не сгорели заживо.
Отец совершенно серьезно был готов убить родного сына, Денису никогда не забыть тот его взгляд и слова. Дмитрий сумел успокоить обоих. Уже в то время, в двадцать лет, умел убеждать. Но если отец и брат, не задерживаясь, пошли к любимым девочкам, то Денис остался один. Со своим неуправляемым зверем и виной. Не просил прощения, такое не прощают. Сам себя до сих пор не мог простить.
Мать не сказала ни слова упрека, так же как и сестра. Денис знал, они любят его, несмотря ни на что, и оправдывают. Конечно, пожар в их доме — несчастный случай, трагическое совпадение, младшенький сынок не хотел ничего плохого, просто не совладал с силой. Такие оправдания и годились разве что для любящей всем сердцем матери.
После совершеннолетия Денис ушел из клана и только изредка наведывался на день или два, никогда не задерживался дольше. Не навещал семью и дом, только друзей и таверны. Перед последними он не испытывал мешающей жить и дышать вины.
За прошедшие семь лет Ден многому научился, а главное, его сила и зверь прочно удерживались в ежовых рукавицах. Расходовал энергию на мелкие шайки разбойников, рисковую охоту на крупных хищников, забавы ради. Патрулирование границ стало отдушиной, в лесах он чувствовал себя дома, свободным. Честно, даже радовался наступившей войне и нашествию смолгов. В бойнях не приходилось сдерживаться, наоборот.
К сгорбленному беру подкрался хорек. Денис перевел на него пустой взгляд, и пару минут большой и маленький звери, не отрываясь, сверлили друг друга взглядами. И скоро перед глазами Дена замелькали нечеткие картинки в красных тонах, мыслеобразы, с помощью которых Клык мог общаться. Правда, не со всеми, только с Говорящими, такими, как Борис. Если дар отсутствовал, общение отнимало очень много сил у обеих сторон.
Никто не знал о жизни Ады больше, чем хорек. Он шпионил за Ханнесом, с девочкой-целительницей просто подружился, если так можно назвать их отношения. И в данную минуту всем, что знал, видел и слышал про Аду, Клык делился с Денисом.
Под конец оба свалились на каменный пол. Клык совсем истощенный, но с чувством выполненного долга: доброй Мышке он помог. Денис же — с четким решением больше не приближаться к Иде, вернее, Аде. О том, что его зверь нашел в ней пару, никто не узнает. Друзья будут молчать. Медальон никто не увидит. Попросит Бориса его забрать. Если это вообще понадобится. Может, Ида сама захочет вернуть его после сегодняшнего. Ида… Ада ощущает связь еще слишком слабо, чтобы почувствовать хоть отклик боли от разрыва. Она, скорее всего, обрадуется. Почувствует облегчение.
А Денис выживет и так, ему не привыкать ломать себя. До того момента как наведается в клан Ханнеса, с ним все будет в порядке. После вся надежда на смолгов. Пусть их количество не убывает.
От намека на мысль, что в день выбора его Ида… то есть Ада, и не его, выберет кого-то другого, зверю хотелось убить всех вокруг. А это возможно только в Серых горах. Туда он и направится.
… Последний отрезок пути показался утомительнее предыдущих, хоть и шли без спешки. Аде, бывало, приходилось странствовать и дольше, еще и в ослабленном после использования дара состоянии. Но не по горам и без компании. Раньше Ада всегда была одна, с одной легкой котомкой, а не тяжелым грузом сильных и противоречивых чувств.
Не позволила себе ни одного взгляда на Дениса. Не могла на него смотреть. Не могла потому, что именно этого так сильно хотелось — смотреть неотрывно. Понять, приблизиться, успокоить. Успокоить! Подумать только. Ей хочется его успокоить… Ее саму после вчерашнего надо утешать и успокаивать. Вместо этого Ада половину ночи проплакала, ничего не рассказав встревоженной ее ночной отлучкой Ханне. Она не поделилась пережитым, ни от кого не хотела утешения и защиты, кроме… виновника этого состояния.
