– Поварня? – уверенно спросил я.
– Она самая, – кивнул Грайт с закаменевшим лицом. – Довольно большая для здания, где постоянно обитают лишь двое ватаков, но они, как явствует из долгих наблюдений, не в пример другим, жрут в три глотки гораздо больше… деликатесов. Ну, она тебя не должна интересовать, твоя цель – замок. Ватаки живут исключительно в своих зеркальных обиталищах, но почему-то для Моста они выбрали обычное людское жилище. Некоторые считают, что у них не было другого выхода, что Мост проходит только здесь. Но это только предположения. Если они верны, это послужит к нашей пользе… Когда-то здесь был охотничий дом одного из местных дворян. Ни он сам, ни поехавшие с ним на охоту так никогда и не объявились после Вторжения, вероятнее всего, стали первыми жертвами ватаков… Ну, насмотрелись? Пойдемте назад. Он, скорее всего, давно уже ждет, насколько я их знаю, они с некоторой поры за нами наблюдали, оставаясь незамеченными, как они это умеют…
Алатиэль не выразила ни малейшего удивления, а вот я не без любопытства спросил:
– Кто? Или это еще одна тайна, которую мне знать не полагается по веским соображениям?
– Ну какая там тайна, – усмехнулся Грайт. – Если ты все равно сейчас сам увидишь… Смело можно сказать, соратники… хотя и не люди. Надежные и верные соратники, куда надежнее, чем некоторые… люди и даже члены Братства. Алатиэль, ты уже дважды их видела, так что это для тебя никак не станет сюрпризом. А вот ты, Костатен… Я предвижу, что ты нисколько не испугаешься, но удивишься не на шутку – в первый раз это зрелище кого угодно удивит. Не удивляйся особенно, не стоит тратить эмоции понапрасну. Уясни одно: это свой. Уловил?
Я молча кивнул.
– Что же, я его зову… – сказал Грайт.
Он уселся на ствол поваленного дерева, предварительно проверив его на прочность ладонью, жестом велел нам сесть рядом, достал из своего бездонного кармана какую-то странную дудочку с плоским раструбом на конце и подул в нее – старательно, изо всех сил. Потом еще и еще, словно подавал сигнал чем-то вроде азбуки Морзе. Я видел, как надуваются его щеки, но не услышал ни малейшего звука. И ничуть не удивился. Никакой магии, никаких чудес – обыкновенный ультразвуковой свисток. В нашем мире его еще лет двести назад изобрели английские браконьеры в те времена, когда в науке еще не было такого понятия – «ультразвук». Как-то наткнулись чисто опытным путем, народные умельцы, тамошние Левши. Человек такого свистка не слышит, а вот собака слышит прекрасно, так что можно ее подозвать издали, не всполошив лесных сторожей. У нас эта нехитрая штука давно применяется в питомниках служебного собаководства…
Я уставился туда, куда смотрели Грайт и Алатиэль, в промежуток меж двумя деревьями в пол-обхвата, где не было кустарника, – через него мы и выехали на поляну. Какое-то время ничего там не происходило…
Удивительное зрелище: словно нагретый воздух жаркого бездымного костра колыхнулся над травой, заслоняя нижнюю часть стволов растущих поодаль деревьев, меняя их очертания… Я смотрел во все глаза и наконец сообразил, что вижу: что-то немаленькое двигалось прямиком к нам, ежесекундно меняя окраску – то оно цвета светло-рыжих стволов, то приобретает зелень травы, вот оно уже на поляне, близко, можно рассмотреть точно, хотя теперь оно цветом неотличимо от травы…
Где уж тут не удивиться! В жизни ничего подобного не видел и не предполагал, что когда-нибудь увижу!
Перед нами стояло настоящее чудовище. Величиной и ростом с крупную собаку, дынеобразное тело, кажется, без шерсти и чешуи, в передней части шесть гибких ног, по сторонам передней части (четко выраженной головы ведь не было) пучки щупалец (левый пучок держал странную штуку, нечто вроде открытого с торца тубуса, в каком у нас носят чертежи). Имелось нечто вроде пасти, но чудище держало ее закрытой. Четыре больших глаза, показавшихся выразительнее и умнее собачьих. Над ними, параллельно – нечто вроде хохолка, высокого, густого.
Оно, никаких сомнений, уставилось прямо на меня, всеми четырьмя темно-коричневыми глазищами, и под этим внимательным взглядом я отчего-то почувствовал себя неуютно.
Правда, оно тут же стало пялиться на Грайта немигающими глазами с вертикальными, как у змей, зрачками.
И оно заговорило!
Конечно, это ничуть не походило на членораздельную человеческую речь, но, сразу стало ясно, не имело ничего общего со звуками, издаваемыми животными, – череда гласных и согласных, перемежавшаяся целыми слогами, щелчками и посвистыванием, крайне походившими на азбуку Морзе, нечто вполне осмысленное. Судя по лицу подавшейся вперед Алатиэль, она понимала не больше моего.
А вот Грайт в какой-то момент принялся отвечать – подался вперед, с видом крайней сосредоточенности прижав указательные пальцы к щекам пониже скул, стал именно что отвечать на том же языке… Завязалась беседа, где оба собеседника обменивались короткими фразами. Теперь я точно рассмотрел, определил безошибочно, что звуки исходят не из пасти странного существа, остававшейся закрытой, – позади глаз колебалась круглая мембрана, похоже, тонкая…
Продолжалось это совсем недолго. После совсем уж короткой фразы – похоже, Грайт повторил ее в точности – создание развернулось и скрылось в лесу, принимая цвета кустарника и деревьев, отчего очень быстро исчезло с глаз, как я ни присматривался.
– Ну что? – нетерпеливо спросила Алатиэль, явно знавшая, чего от диковинного визитера ждать.
– Все пока что идет гладко, – ответил Грайт, обращаясь к нам обоим. – Он сказал, что ватаков там, как обычно, только двое. Они наблюдали еще с ночи. Никаких признаков того, что нас заметили и приняли меры предосторожности. Это прекрасно и дает нешуточную надежду на успех…
– Что это за диво? – спросил я.
– В нашем мире это никакое не диво, – усмехнулся Грайт. – Самый прозаический кальтинг. Это не имя, а название. Есть ли у них имена, мы до сих пор не знаем, и представления не имею, приходил ли тот же самый, что в прошлый раз, или другой – они похожи друг на друга, как зернышки в колосе… Это такие разумные создания, с незапамятных времен обитающие в чащобах. У них есть свой язык и какие-то ремесла, книги – впрочем, мы и об этом почти ничего не знаем. Некоторые книжники считали, что кальтинги когда-то пришли из другого мира, но никто не знает, как обстояло на самом деле. Кровь у них, во всяком случае, синяя, как у людей… у нас. Люди с ними почти не общались, да и они не выказывали такого желания. О кальтингах с давних пор написаны груды книг, можно рассказывать долго, но вряд ли это тебе сейчас нужно?
– Совершенно не нужно, – кивнул я.
– Кратенько о том, что тебе необходимо знать… Люди и кальтинги всегда сохраняли меж собой… то, что можно назвать вежливым отчуждением. Исключения из правил тебе сейчас опять-таки неинтересны. Однако после Вторжения они стали нашими надежными и верными союзниками. Потому что у нас общая беда – ватаки их тоже жрут, причем для них кальтинг, давно установлено, даже гораздо больший деликатес, чем человек. Вот на них ватаки охотятся часто и много, а еще исправно платят любым охотникам за добычу серебром по весу. – Он зло покривился. – Поскольку человек все же большая сволочь, немало стремящихся серебро заработать. Охотники на обычную дичь их не любят как выродков, позорящих древнее благородное ремесло, при любой возможности стараются прикончить, но не всегда это удается – если охотник за кальтингами не пойман с добычей, нет никакой возможности его отличить от обычного… В общем, кальтинги давно отступили из равнинных чащоб, где раньше обитали, в горные леса, но их достают и там. Те, что остались, помогают нам наблюдать за замками ватаков. Могут на расстоянии определять, сколько ватаков в жилище, умеют еще кое-что полезное. У нас такие люди тоже есть, но их мало, а вот у кальтингов этим умением владеет всякий. Что еще? Когда придет время, кальтинги окажутся нелишними и в драке. Видел штуку у него в руках… ну, в том, что у него сходит за руки? Это серьезное оружие. Из него вылетают ядовитые стрелки, причем не все сразу, а по одной. И летят почти так же далеко, как стрелы наших луков. Вот, пожалуй, и все. Итак, в замке только двое ватаков…
