Звездным было не только небо, но и образ Юльки Гатчиной из соседней квартиры. Она представлялась Бенедикту этакой сказочной феей-бабочкой, неожиданно выпорхнувшей в его сумбурную, холостяцкую жизнь. Никогда раньше он не замечал, какие у нее глубокие серые глаза. А этой ночью заметил. В полной темноте увидел такое… И понял, что Гатчина та девушка, которую он искал всю жизнь. Ладно, следует признаться честно, никого он не искал. К чему? У них с братом еще не тот возраст, когда требуется идти по ковровой дорожке под марш Мендельсона с девицей в белом платье и с дурацкой розой на завитых волосах…
А Юлька отлично бы смотрелась в белом платье!
Беня перевернулся на другой бок и уперся взглядом в плакат с полуголой красавицей. В свете ночника она показалась ему похожей на Юльку. Нет, Юлька даже лучше этой пышногрудой дивы. Лучше не потому, что красивее, Гатчину красавицей не назовешь, но все равно лучше.
Завтра рано вставать на смену, а он никак не может уснуть! Такое с ним второй раз в жизни. Первый раз Бенедикт Карамазов страдал бессонницей, когда мать, производившая уборку в квартире братьев, бездумно сорвала все плакаты со стен спальни. В непривычной обстановке цветочных обоев Беня с Мотей с трудом уснули, словно лишились чего-то дорогого и близкого.
Плакаты – его детство и юность. Правильно мать говорит, пора повзрослеть. Завтра же он избавит стены от подросткового китча. Матвей конечно же возмутится. Но он и ему скажет, что пора взрослеть. Почему, собственно, он станет ждать до завтра, когда сорвать этих пышнотелых баб, мешающих развиваться его личной жизни, можно сегодня?! Бенедикт решительно встал и принялся за дело.
Матвей приоткрыл сонные глаза.
– Ты чего, Беня?
– Можешь не говорить мне, что я сдурел! – заявил брат, отдирая с корнем от стены фотографию голливудской дивы.
– И не скажу, – пробормотал тот, отворачиваясь к стене, – ты не сдурел, ты влюбился.
Бенедикт на мгновение замер с плакатом в руках, после чего скомкал его и направился на кухню, чтобы выбросить. У окна, разглядывая звездное небо, он остановился. Внизу раздался какой– то шум. Смутное предчувствие беды нахлынуло на Бенедикта: с Юлькой что-то случилось! Какой-то черный тип пытается ее куда-то утащить! Бедная девчонка слишком много знала! Что же он стоит?!
Беня выкинул комок, бывший когда-то плакатом, и побежал на улицу.
На двор осторожно прокрадывался рассвет. Солнце прямой лучевой наводкой разбивало свинцовые тучи мрака и освещало округу. Беня огляделся по сторонам, Юльки и черного типа нигде не было видно. Но от угла дома неожиданно резко отъехал джип с одним пассажиром и, естественно, водителем за рулем. Через тонированные стекла лиц не было видно, но Беня был уверен, что в автомобиле сидела Юлька!
– Юлька! – позвал он ее. – Юлька! – И попытался догнать машину…
Он поздно спохватился, что не запомнил номер автомобиля. Правда, марку, как профессиональный водитель, знал хорошо. Хлопнув себя по карману, Беня обнаружил, что забыл телефон дома. Нужно же позвонить, предупредить инспекторов ДПС, чтобы задержали опасного преступника с жертвой! И Беня кинулся обратно к дому.
Юлька выходила из своего подъезда с собакой как ни в чем не бывало.
– Ты?!
– Ты?!
Они оба удивились. Первым опомнился Бенедикт, ринувшийся обнимать соседку.
Ротвейлерша, глядя на это проявление чувств, грозно прорычала и замолчала, не двигаясь с места.
– Это я не потому что потому, – попытался объяснить девушке Беня. – А потому что подумал, что тебя украли и увезли на «джипе-чероки» черного цвета предположительно одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года выпуска… А ты сопротивлялась еле двигающимися конечностями…
– Еле двигающимися конечностями? – переспросила Юлька, которую внезапно озарила светлая мысль. – Значит, ты тоже видел, как кто-то кого-то увозил? Не на велосипеде, а на джипе?
– Видел, – кивнул Беня, – и подумал, что тебя.
– Нет, не меня. Это, наверное, Перепелкины уезжали, – улыбнулась своим мыслям Юлька. Вот он, настоящий друг! Увидел и кинулся ее спасать. Увидел, значит, не спал. – Почему ты не спал?!
Бенедикт пожал плечами. Не говорить же ей правду. Хотя почему бы и не сказать, у Юльки тоже на лице отпечаталась бессонница.
– Наводил порядок в комнате.
Юлька улыбнулась. Ротвейлерша, вдохновленная ее улыбкой, принялась скакать возле ног, требуя снять ее с поводка. Юля отстегнула поводок и предоставила ей полную свободу. Во дворе никого нет, пусть собачка побегает. Потом, когда выйдет дворник, придется ее пристегнуть. Но пока он не вышел…
– Мне тоже не спалось, – призналась Юлька, – столько всего случилось за последнее время. Хочешь с нами прогуляться? – тихо спросила она.
– Хочу, – радостно согласился Беня, наплевав на жертву, которую кто-то куда-то насильно увез.
Да и Юльке было не до чужих жертв. Правда, она вышла во двор ради того, чтобы увидеть Пугача с Бобловой на вверенном участковому инспектору велосипеде.
– Гав! Гав! – залаяла Эльвира, схватила что– то в зубы и подбежала к хозяйке.
– Что такое ты нашла? – заинтересовалась Юля.
Собака нашла новенькую черную мужскую перчатку. А на дворе стояло лето.
Глава 4
Налил борща – проголосуй за сметану!
Небольшая светлая комнатка, служившая актовым залом мясокомбината «Рога и копыта», была битком забита плакатами и листовками. Стопки агитационных материалов возвышались повсюду – на столах, на стульях, на подоконниках, на полу… Среди бумаг торчали две взъерошенные головы местных пиарщиков Игоря Гунькова и Николая Бабия, помощников кандидата в депутаты местного городского собрания Олега Викторовича Сметаны, являющегося одновременно совладельцем и директором предприятия.
Шеф в очередной раз выставлял свою кандидатуру на выборы, и провал грозил оставить пиарщиков без взъерошенных голов. Предвыборная кампания, которая целиком и полностью легла на плечи бывшего бухгалтера-экономиста Бабия и компьютерщика Гунькова, протекала вяло. Но со дня на день должна была из звонкого ручейка превратиться в бурную реку, сметающую на своем пути хилые препятствия в виде предвыборных лозунгов другого кандидата в депутаты Аркадия Сидоровича Плешь. Аркадий Сидорович являлся владельцем бюро похоронных услуг «В последний путь» и обещал похоронить конкурента с полагающимися провалившемуся на выборах кандидату почестями.
Допустить этого пиарщики Сметаны не могли. На них возложили ответственную задачу блестящей победы. Возложить задачу на столичных, профессиональных пиарщиков Олег Викторович Сметана не мог, был прижимист. А столичные профессионалы драли с кандидатов даже не три, а все пять шкур.
– Хочешь масла на столе – выбирай Сметану! – продекламировал Николай, почесав себе затылок.
– Не цепляет, – поморщился Гуньков, сузив хитрые карие глаза. – Слишком много молочных продуктов. Электорату требуется горяченькое…
