В темноте возникло бледное и какое-то нестабильное пятно. Оно вибрировало и будто бы пыталось трансформироваться во что-то определённое. Но вот пятно обрело овальную форму, на нём прорезались и сразу же исчезли щели глаз. А потом Павел, не помня себя от переизбытка эмоций, увидел, как бледный вибрирующий овал начал обрастать светлой тканью. Удивительным образом появился капюшон, тряпичная маска, прикрывающая пол лица, в тени капюшона снова возникли узкие, горящие изнутри голубоватым светом, глаза. Какое-то время, показавшееся Павлу вечностью, голова будто бы висела в тёмном пространстве, затем начало проявляться тело, облачённое в светлый, перехваченный широким кожаным поясом плащ. Материализовались кожаные нарукавники-перчатки, штаны, сапоги. Блеснула сталь изогнутого клинка – человек играючи перекинул оружие из руки в руку.
Это был ассасин. Настоящий. Точь в точь, как в любимой видеоигре Павла, которую он прошёл три раза и намеревался в скором времени пройти ещё раз. Абсолютно такой же каким он видел самого себя в своих фантазиях. Невероятно! Павел мысленно несколько раз повторил «невероятно», пока не сообразил: здесь это слово не имеет смысла. Тут территория абсолютного бреда, а он всего лишь сторонний наблюдатель, не имеющий власти над самим собой. И чего ожидать дальше?
А дальше он услышал спокойный мужественный голос, который чётко выделялся на фоне общего звукового хаоса:
– Зови меня Надзиратель. Ты не бойся меня, я твой друг, – ассасин снова перекинул клинок из руки в руку. – Я наблюдал за тобой. Да-да, не удивляйся. Моими глазами были глаза всяких ничтожных тварей. Я наблюдал за тобой, наблюдал и восхищался. Ты мне веришь?
– Да, – то ли произнёс вслух, то ли подумал Павел.
Голос ассасина завораживал, он вызывал какие-то туманные воспоминания о чём-то далёком, давно забытом, а возможно, даже о том, что когда-то привиделось во сне. Павел всегда забывал свои сны сразу же после пробуждения, но порой от них оставался эмоциональный осадок в виде странной смеси тоски и какой-то детской радости. Будто бы там, в стране грёз, осталось нечто волшебное, прекрасное. То, чего в реальности нет и в помине. Голос Надзирателя возрождал те же эмоции. И весь этот скрежет, вой, стоны, крики стали словно бы незаметны, хотя по-прежнему звучали в тёмном пространстве. Голос приковывал к себе и крепко держал на поводке. Его хотелось слушать и слушать. Ему невозможно было не верить.
– Это всё что мне нужно… чтобы ты мне верил. Ты настоящий воин, Павел. Уж я-то в этом знаю толк. Я видел, как ты уничтожил тех алкашей. Какая тонкая работа! Ловко, очень ловко… Ты тогда сделал первый серьёзный шаг, на который мало бы кто решился. Это говорит о силе духа, о неординарном мышлении, о презрении законов, которые выдумали глупые моралисты, ничего не смыслящие в настоящем правосудии. А ты наплевал на них и выступил в роли судьи, ведь ты в отличие от большинства видишь самую суть, а не только то, что на поверхности. Это дар, Павел, настоящий дар. Плыть против течения всегда сложно, но ты выбрал этот путь, решился, хотя и знал, что люди не одобрят твоих деяний. Но что нам люди? Им свойственно закидывать камнями тех, кого они не понимают. Люди в большинстве своём лицемеры. Я видел, как они глядели на тех отравленных алкашей, на их рожах было сочувствие, а в душе они радовались, что мир без этих уродов стал чище. Я всё это видел, друг мой.
Надзиратель говорил с таким пылом, с такой уверенностью, что Павел внутренне затрепетал. Именно такие слова он и желал когда-нибудь услышать от понимающего его человека. И вот услышал. А тот, кто назвался другом, продолжал, повысив голос:
– В тот момент, когда подыхали те ничтожества, я наблюдал за тобой и говорил себе: вот человек, знающий, что такое настоящая справедливость. Вот человек, которому я могу доверить тайные знания. Ты только не сомневайся во мне, и все твои мечты сбудутся. И королева будет твоей. Вот увидишь, так и будет! Каждое моё слово – истина. Никто и никогда ещё не смог уличить меня во лжи.
– Я верю! – выкрикнул Павел, растроганный и взволнованный до крайности.
Вот чего он всегда хотел: чтобы кто-то оценил его по достоинству, увидел в нём не просто восемнадцатилетнего парня в очках, а личность, способную на серьёзные поступки. А друг видел, видел в нём личность!
– Тебя все недооценивают, – говорил Надзиратель печальным тоном, – но скоро всё изменится. Это однообразие… несбыточные мечты… надменность королевы… нет, так не должно быть и не будет. Ты как никто заслуживаешь лучшей доли. Как никто, слышишь? И я просто обязан помочь тебе. Это мой долг. Позволь помочь тебе, и никто больше не посмеет посмотреть на тебя как на пустое место. Мы всё изменим, вместе, – он раскинул руки, будто желая обнять тёмное пространство. – Мы будем вместе наказывать ничтожеств, друг мой. Мир для тебя станет цветным, ты сможешь видеть чудеса, которые не способны видеть простые смертные. И кто тогда осмелится сказать, что ты такой же, как твой отец? Кролик никогда больше не вернётся! Он останется в прошлом, где ему и место! Вместо него родится хищник. Он уже рождается, я же вижу, но ему необходима помощь. Я пришёл, чтобы помочь.
– Помоги же мне! – изнывая от сотен тёмных желаний, простонал Павел. – Помоги-и!
– Ты желаешь этого всем сердцем? – голос Надзирателя поглотил все посторонние звуки.
– Желаю! Клянусь! Я желаю, желаю!
– Впусти меня в свой разум! Просто скажи «да»! – голова ассасина завибрировала, смазалась. Он вытянул вперёд руки, будто подзывая Павла к себе. Клинок вспыхнул и растворился во тьме. – Скажи «да»!
– Да, да, да!..
Надзиратель вздрогнул, его тело стало дымным, блеснуло множество серебристых нитей.
– …да, да, да!.. – продолжал вопить Павел.
Ему казалось, что он вот-вот пересечёт черту, за которой сбываются все мечты. Такое щемящее чувство, пронизанное предвкушением предстоящих перемен. Только бы все это не оказалось сном! Только бы…
С трепетом он глядел, как к нему приближается Надзиратель, от размытого тела которого, бешено извиваясь, тянулись серебристые нити. Скрежет, вой, стоны снова вышли на передний план, но теперь к этим звукам добавился то ли многоголосый хохот, то ли вороний грай. Перед глазами Павла замелькали искажённые звериной злобой лица. Они врезались в него, стремительно вылетая из глубин мрачного пространства, словно призрачные снаряды. Он ощущал, как в разум проникает… нет, врывается что-то постороннее, разбивая цепи его собственных мыслей, усиливая эмоции. Откуда-то прокрадывался голос: «Спокойно, спокойно. Ничего не бойся…»
Но он боялся. И ликовал. В голове был полный сумбур, но на его фоне вдруг возникла чёткая ассоциация: его разум – дом, в квартиры которого торопливо, будто норовя от кого-то спрятаться, забегали жильцы и закрывали за собой двери.
«Спокойно, спокойно. Ничего не бойся…»
Буря в голове, наконец, начала стихать, и Павел снова мог здраво мыслить.
«Ты молодец, молодец, – успокаивал голос Надзирателя. – Я горжусь тобой. Ты справился».
