Чародейка ранена! Нельзя терять ни секунды!
Только без суеты…
Сделав резкий выдох, Агата открыла деревянную коробочку, взяла щепотку похожего на пепел порошка и высыпала его в пиалу. Жидкость сразу же стала пузыриться. Муть распалась на отдельные участки, которые с шипением, будто бы огрызаясь, начали растворяться. Скоро субстанция в пиале стала, как прежде, прозрачной.
Воображение нарисовало такую картину: раненая, истекающая кровью Полина. Лицо чародейки кривится от невыносимой боли, во взгляде – мольба. Но вот, точно в кино про неуязвимых вампиров, раны начинают стягиваться, гримаса боли сменяется торжеством, в глазах вспыхивает уверенность.
Агата нервно усмехнулась: нарисованная воображением картина ей понравилась. Вторая её часть, разумеется. Но это всего лишь фантазия, и Агата отдала бы сейчас многое, лишь бы знать: что там, к чертям собачьим, сейчас творится на самом деле?
– Господи, пускай они грохнут этих тварей! – быстро зашептала она. – Пускай они, нахрен, всё там разнесут! И вернутся! Пускай они вернутся!..
Агата, не мигая, напряжённо глядела на пиалы.
– Пускай они вернутся!
* * *
Надзиратель расхаживал по комнате и бил себя ладонью по лбу, словно таким образом пытаясь изгнать из своего разума наглых чародеек. Он даже обмочился от гнева. Ведьмы умудрились уничтожить одного из его псов! Энгус МакКриди, ирландский священник, убийца и насильник больше не в Стае. Поводок оборван. Пёс вернулся в мир-тюрьму.
Вонючие подлые ведьмы!
Блондин, мыча точно животное, ползал по полу. Из его широко открытого рта на ковёр обильно текла слюна. Женщина, выпучив глаза, корчилась на диване. Её вязаная полосатая шапка слетела с головы, обнажив сальные, какого-то мышиного цвета волосы.
Продолжая стучать ладонью по лбу, Надзиратель подскочил к Глебу и ударил его ногой в бедро.
– Сраный говнюк! Ты знал, что они нападут!
Ещё удар.
– Знал, что суки не оставят меня в покое! Знал, знал, знал!..
Глеб, прикрыв руками голову, свернулся на полу калачиком. Он вздрагивал после каждого удара архонта, но его зашитые губы кривились в презрительной улыбке. Глеб понимал, что происходит: те женщины, маги, сумели каким-то образом навредить Надзирателю. Да так, что этот изверг теперь слюной брызжет от злости. Да так, что он, мать твою, обоссался! Эти мысли помогали терпеть боль. Злорадство отвлекало от побоев.
Надзиратель вдруг застыл, устремив внутренний взор на поле битвы. А затем его начала бить крупная дрожь. Он не мог в это поверить: только что ведьмы лишили его ещё одного пса! Они расправились с Семёном Ежовым, «Камышовым убийцей»! Подлые суки!
Ну, ничего, ничего! Стая вернулась с охоты! Стая сожрёт гадин!
А вьюга за окном завывала пуще прежнего, словно вела с кем-то свой смертельный бой.
* * *
Псы приближались.
Одиннадцать хрипящих в исступлении чудовищ. Стая. Тёмная стихия. Твари не спешили – двигались медленно, словно наслаждаясь численным преимуществом и предвкушая лёгкую победу. Они будто бы были частью окружающего их мрака. Немигающие глаза глядели алчно, длинные языки извивались в ощеренных в демонических улыбках пастях.
Полина-пантера больше не чувствовала боли – спасибо Агате! В гибком кошачьем теле снова бился пульс дикого азарта. И количество приближающихся чудовищ не пугало. Они уязвимы! Те два поверженных пса это доказали! Разведку боем уже можно назвать успешной. Она бросила взгляд на Саяру: белый медведь выглядел спокойным, призрачная шерсть зверя отливала серебром.
Пространство опять задрожало. Плывущие во тьме клетки всколыхнулись, словно под порывом ветра.
И тут начало происходить нечто невообразимое: псы, по прежнему приближаясь к пантере и медведю, сбились в кучу. Их тела, точно пластилиновые, сливались друг с другом, образуя одну огромную бесформенную массу. Пасти неестественно широко растягивались, соединяясь с другими пастями, языки сплетались, превращаясь в один мощный длинный хлыст. Из пульсирующей щетинистой массы торчали костистые отростки, десятки глаз открывались то тут, то там, точно причудливые язвы. Из нескольких, обрамлённых рядами кривых зубов ртов, вырывался глухой утробный рёв.
«Дело плохо!» – подумала Полина, глядя, как из туши монстра с влажным чавканьем вытягиваются паучьи лапы. Но боевой пыл не только не угас, но, напротив, в нём появились искры какого-то безумного неистовства. И это «Дело плохо!» прозвучало в сознании не как приговор, а как презрительная усмешка.
«Я – свирепость!»
Зарычав, пантера ринулась вперёд, а потом подалась в сторону и с изящной лёгкостью запрыгнула на одну из клеток. Перепрыгнула на другую…
«Я – ветер!»
…на третью. Чёрная комета мелькала в ревущей тьме, заставляя чудовище внизу крутиться на месте. Язык-хлыст твари со свистом рассекал пространство в попытке захлестнуть, сбить пантеру. Отблески от раскачивающихся клеток отражались в многочисленных вытаращенных глазах монстра.
Белый медведь, пригнув голову, быстро преодолел расстояние до чудовища и распорол когтями выпирающий из туши кожистый нарост. Из раны вырвались струи белёсого пара. Монстр содрогнулся, из пастей хлынули потоки жёлтой слизи.
Глаза пантеры сверкнули: пора!
«Я – гнев!»
Чёрная кошка оттолкнулась от клетки и прыгнула вниз, на чудовище. В ход пошли когти – два выпученных глаза монстра лопнули точно перезрелые виноградины. Воодушевлённая удачной атакой пантера собиралась распороть ещё один глаз твари, но не успела – язык-хлыст, описав в воздухе замысловатую дугу, хлёстко ударил хищницу по спине, как ножом разрезав плоть.
Волна ментальной боли. Мгновения ледяного ужаса. Только недремлющий звериный инстинкт помог увернуться от очередного удара хлыста. Пантера запрыгнула на проплывающую мимо клетку и выдохнула почти человеческий стон. Из широкой раны на спине струился алый, будто подсвеченный изнутри, пар.
А белый медведь, оббежав чудовище, разорвал ещё один кожистый нарост. Удачная атака! С десяток таких чётких атак и…
Монстр на удивление быстро развернулся, длинный жгут языка буквально выстрелил в медведя, захлестнув петлёй шею. Медведь, издавая натужные хрипы, рванул прочь, но петля на шее стянулась туже. Хлыст дёрнулся и медленно потащил чародейку-оборотня к кривой дыре пасти. Десятки глаз с плотоядным торжеством уставились на потенциальную жертву.
Медведь изо всех сил упирался лапами. Петля распорола шкуру, стягиваясь всё туже и туже. Серебристый мех пропитался алым паром.
Пантера тряхнула головой. Ледяная волна боли расползалась по телу, перед взором стояла красная пелена. А за пеленой…
Саяра! Вот чёрт!
«Во мне – дикие ветра! Я – ярость!»
Пантера оттолкнулась от клетки – секунда полёта, – приземлилась на тушу твари. Ещё прыжок – челюсти сомкнулись на языке-хлысте, словно капкан захлопнулся.
