Из пастей чудовища, как рокот грома, выкатился гневный и в тоже время возмущённый рёв. Петля на шее медведя развязалась.
Пантера разжала челюсти, приземлилась на лапы, отбежала от монстра. На секунду она поймала взгляд Саяры-медведя и прочла в нём то, о чём думала сама: «Пора сматываться!»
Раненые чародейки помчались к выходу.
Мрак за их спинами шумел разъярённо, словно океан во время шторма. Клетки раскачивались, разрывая тёмное пространство мертвенными отблесками.
Переставляя паучьими лапами, чудовище устремилось за убегающими чародейками. Стая, как единый организм, думала лишь об одном: «Сожрать ведьм! Сожрать подлых сук!»
* * *
В обеих пиалах была муть. В пиале Полины – серая, а у Саяры – чёрная, густая.
От волнения Агата даже забыла, как дышать: да что же это творится? Ох, как же тревожно было на душе, а мысли в голову лезли одна хуже другой, да воображение к тому же рисовало такие картины, что хоть вой.
Щепотка порошка в одну пиалу, щепотка в другую. Жидкость в обоих сосудах посветлела, но не полностью, доля серой мути осталась.
Агата скривилась: крепко, видимо, чародейкам досталось. Особенно Саяре – муть в её пиале выглядела мерзко, как частичка гнилого болота.
Ещё немного порошка.
Нет, субстанция светлее больше не становилась. Видимо, ресурс магического исцеления был ограничен.
– Вот же чёрт! – выругалась Агата, запустив пальцы в свои волосы.
Она злилась на себя из-за своей беспомощности. Кровь кипела, сердце бухало в груди, по жилам струилась какая-то сумасбродная энергия – Агата жаждала действий. Но как помочь чародейкам? Что делать? Просто сидеть и ждать их возвращения – невыносимая пытка! А больше всего бесило неведение, которое приходилось заменять догадками.
* * *
Пантера и белый медведь нырнули в дверной проём, покинув «замок» Надзирателя. Они понимали: Стая их так просто не отпустит, погони не избежать!
И были правы.
Огромное чудовище внутри строения с чавканьем и хрустом начало распадаться на части. Отвалившиеся бесформенные куски плоти быстро трансформировались в псов, которые, не теряя времени, устремлялись к выходу.
Чародейки уже были за кованными воротами. После магического лечения Агаты рана на шее медведя затянулась, но не полностью – хлыст-язык нанёс слишком сильный урон. Да и Полина всё ещё ощущала ментальную боль. Агата сделала что могла, но у магического исцеления есть границы. Увы.
Пантера и медведь бежали через заставленную статуями площадь, когда из чёрной обители Надзирателя хлынул хрипящий буйный поток. Стаю бешеных псов подгоняли яростные вопли архонта: «Догнать сук! Догна-ать!..»
Узкий переулок. Трещина в земле. Облепленные паразитами люди-тени, которые в своей угрюмости не замечали ничего вокруг. Едкими волнами разлетался в хмуром пространстве скрежет колеса обозрения.
Полина чувствовала, что она больше не может быть пантерой. Боль сжигала звериные инстинкты, гасила порывы диких ветров. Человеческая суть рвалась наружу, подавляя сущность животную. И пантера сдалась, превратившись в женщину.
Белый медведь тоже трансформировался. Саяра, потирая раненую шею, уставилась на Полину и взгляд её был жёстким.
– Вот что, девчуля, – в голосе чародейки звенела сталь. – Здесь нам придётся распрощаться. Я задержу тварей, а ты беги. Беги со всех ног!
– Вы спятили? – опешила Полина.
– Цыц! – огрызнулась якутка. – Времени нет спорить! Они в спину нам дышат, – её голос смягчился, а во взгляде появилась мольба. – Беги, девочка, беги. Я чувствовала, что для меня это путь в один конец. Это моё искупление. И для меня это шанс, благо. Ты теперь знаешь, что Стая не неуязвима, и мы с тобой не зря сюда явились. А если не оставишь меня сейчас – мы проиграли и всё было напрасно. Так что беги! Сейчас же!
Полина колебалась, ощущая, как стремительно убегают драгоценные секунды.
– Я сказала – беги! – гневно топнула ногой Саяра, и подалась вперёд, словно собираясь ударить. – Они уже совсем рядом! Беги!
И Полина, проклиная себя и внутренне воя от отчаяния, бросилась прочь. Она знала, что никогда себе этого не простит, что будет грызть себя каждую минуту.
– Позаботься об Агате! – бодро бросила ей в след Саяра. – И не вздумай ни в чём себя винить, Синичка!
«Не вздумай ни в чём себя винить, Синичка» – те же слова, что перед смертью сказал ей Валера, мужчина, которого она любила. Полину буквально разрывало на части. Одна часть – безрассудная, смелая, гордая – требовала остаться и встретить смерть с честью. Но другая – здравомыслящая, холодная – гнала вперёд. Эту другую Полина ненавидела.
Прежде чем нырнуть в тёмный коридор подворотни, она оглянулась.
Саяра стояла по другую сторону площади – маленькая коренастая фигурка, от которой веяло мистической силой. Серебристые волосы, гордая осанка. Якутка улыбалась. Господи, она улыбалась и выглядела как дева цветущего Июня! Словно сама Природа омолодила её для последнего боя.
Это был один из тех сильных образов, что остаются с тобой навсегда, словно какая-то тайная личная благодать. Один из тех образов, что вызывают слёзы у стариков, обративших свой взор в прошлое: ведь это было когда-то, давным-давно, и больше никогда не повторится, потому что это неповторимо. Как детство, как первая любовь. Образ улыбающейся Саяры уже занял в сознании Полины главное место, будто близкая сердцу икона в красном углу.
Дева-Саяра вскинула руки, серебристые волосы взметнулись, и вот уже в конце площади стоит белый медведь.
– Прощай, Железное Лето, – прошептала Полина.
С тяжёлым камнем на сердце она оторвала взгляд от якутки и скрылась в подворотне.
* * *
Вот и они! Одиннадцать извергов.
Саяра знала, что живой ей из этого боя не выйти – с такой раной хоть немного бы продержаться, – но страха и каких либо сожалений она совершенно не испытывала. Напротив, внутри неё, наполняя теплотой, разливалось предчувствие грядущей свободы. Будто бы она стояла на пороге чего-то прекрасного, и оставалось лишь отворить двери и войти. И та тяжесть, что накопилась за годы жизни, упадёт с плеч чёрной плитой и рассыплется в прах. У Саяры хватало грехов, и погибнуть в бою с демонами ада – искупление, очищение. Более достойной смерти и придумать сложно. Потому и страха нет, потому сознание наполняется какой-то детской радостью. Так и должно быть, когда стоишь на пороге свободы.
Так и должно быть.
Ей вспомнилось, как она, давным-давно, сидела возле чистого журчащего ручья. Был разгар лета. Шмель жужжал где-то рядом. Воздух наполнял медовый аромат диких трав. Обычный день, один из множества таких же летних дней. Но именно тогда девочка-якутка почувствовала своё единство с Природой, ощутила себя частью этого мира. Именно тогда ей отчаянно захотелось учиться, познавать тайны леса. Детство перешло границу беспечности и вступило на территорию познаний. Окружающий мир больше не хотелось воспринимать как должное, его хотелось изучать.
