– Ты куда?! – остановил Антонова-Овсеенко Невский
– Вот, черт! – выругнулся Владимир Александрович и побежал обратно к дивану. Эти несколько шагов он проделал босым. Проснувшийся отважный революционер забыл надеть сапоги.
– Идёмте, идёмте. Не задерживайтесь. Ильич хочет вас видеть, – торопил всех Невский и сам быстрым шагом шёл впереди. Громко топая по оживленным коридорам, товарищи бежали к выходу. Мгновенно преодолели несколько лестничных пролётов и выскочили на улицу. Холодный осенний ветер и сырая погода лишь приободрили их.
Перед центральным входом тарахтел ландо «Delaunay- Belleville46». Едва революционеры запрыгнули на подножку, как автомобиль тронулся, и рассаживаться на кожаные диваны кабриолета пришлось уже на ходу. В дальнейшем эта мощная машина так и осталась закреплённой за Подвойским.
«Delaunay- Belleville46» долго кружил по ночным улицам, стараясь миновать посты солдат и матросов, греющихся у костров. Языки пламени, раздуваемые порывами ветра, отбрасывали зловещие отблески на лица людей.
Перед каждым постом автомобиль резко сворачивал в первый попавшийся переулок, поэтому путь быть запутанным и долгим. Наконец водитель остановил «Delaunay- Belleville46» где-то на Выборгской стороне, и оставшуюся часть дороги пришлось преодолевать пешком в целях конспирации.
Проводник Владимир Невский явно было хорошо знаком с местностью. Он уверенно шёл в полной темноте, посматривая по сторонам, чтобы обезопасить компанию от слежки. Товарищи обогнули ветхий барак, перешли через булыжную мостовую, скользнули в ворота и остановились возле двухэтажного деревянного дома.
Невский старательно кашлянул три раза. В ответ распахнулось окно на втором этаже, и женский голос произнес: «Поднимайтесь сюда». Скрипучая лестница привела мужчин к обитой обветшалой дерюгой двери, которая тут же приоткрылась.
В полной темноте товарищи вошли в квартиру, и только после этого зажглась керосиновая лампа. Хозяин квартиры пожилой рабочий провел их в комнату и усадил на кровать за ситцевой занавеской, а сам тут же ушёл, напоследок бросив короткую фразу: «Ильич сейчас будет. Ждите».
Последующие двадцать минут сидели в полной тишине, прислушиваясь к звукам ночи. Наконец, за окном раздались тихие шаги, и скрипучая лестница известила всех, что в квартиру медленно понимается человек. Хлопнула дверь, и тут же послышался голос хозяина: «Проходите, садитесь». Затем хозяин сдвинул занавеску, и революционеры увидели в свете тусклой керосиновой лампы тщедушного седенького старичка в очках – не то учителя, не то музыканта.
Антонов приподнялся от удивления, но старичок тут же произнёс давно и хорошо знакомым голосом Владимира Ильича: «Здравствуйте, товарищи», – и снял парик. Товарищи радостно заулыбались, а Ленин продолжил: «Ну, рассказывайте, как дела?»
Все начали наперебой и вполголоса докладывать обстановку. Новости, порой, не согласовывались. Подвойский выражал сомнение. Невский вторил ему. Ильича раздражала такая беседа. Он остановил всех и дал слово Антонову-Овсеенко.
Тот кратко поведал о положении дел в Финляндии. Затем Чудновский рассказал о том, что казаки не внушают доверия, а моряки крупных военных кораблей настроены решительно. Правительство Керенского намеревалось снять их и отправить на фронт, а такая перспектива моряков не устраивала. Ленин перебил Чудновского:
– А нельзя ли весь флот направить к Питеру?
– Нет, прежде всего, фарватер не допустит, и потом, крупные суда побаиваются подводок и миноносцев, – ответствовал Антонов-Овсеенко. Он считался специалистом по морским делам.
– Что же можно сделать?
– Можно дать два или три миноносца в Неву, прислать сборный отряд матросов и выборжцев, а всего тысячи три.
– Мало, – недовольно и укоризненно говорит Ильич. – Ну, а Северный фронт?
– По докладу его представителей прекрасное настроение, и можно оттуда ждать большой помощи, но чтобы знать точно, надо бы туда съездить, – продолжил Антонов-Овсеенко.
– Съездите. Нельзя медлить, – порывисто произнёс Ульянов.
После непродолжительных инструкций и распоряжений, разговор закончился. Выходить решили все вместе. Впереди пошёл Невский. Он выглянул из ворот и тут же поднял руку вверх, что означало опасность. На той стороне улицы, как раз возле барака тёмная фигура пыталась взгромоздиться на велосипед. Шпик? Однако выбора не было, и, как только неизвестный велосипедист тронулся с места, четверо товарищей направились к автомобилю, а Ленин без сопровождения скрылся в одной из ближайших подворотен.
До начала большевистского переворота оставалось сорок восемь часов.
Поздний вечер 25 ноября 1917 года, Смольный
Двое красногвардейцев стояли на охране кабинета с номером 67 и надписью «кабинет дамы». Это были рабочие-столяры с завода «Лоренц»: справа литовец Э. И. Юргайтис, слева – латыш Э. К. Звизргдыньш. Их невозмутимость можно было объяснить прибалтийским происхождением, и эта черта характера была весьма кстати сейчас, так как из-за дверей доносились громкая ругань и брань, что давно бы сконфузило любого коренного питерца. Это кричал изрядно нервничавший Ульянов-Ленин.
Он бегал по кабинету, сшибая венские стулья, энергично жестикулировал руками и ругался. Владимира Ильича возмущала, как ему казалось, медлительность красногвардейских отрядов. Разъярённый Ульянов готов был расстреливать руководителей захвата Зимнего.
Несколько часов назад сборный военный отряд под командой Чудновского ушёл на решительный штурм, и с тех пор известий не поступало. С каждой минутой напряжение нарастало, нервы у вождя не выдержали, и он сорвался в гнев.
Владимир Ильич только недавно прибыл с конспиративной квартиры в Смольный, но грим не снял. Повязанный, как от зубной боли, платок, огромные очки, плохонький картуз придавали ему странный и глуповатый вид.
С появлением Ленина в штабе революционного комитета ход восстания резко ускорился. Первое наступление случилось в 21 час 40 минут. Раздался орудийный выстрел; атаки, как таковой не было, и всё ограничилось беспорядочной стрельбой. Потом наступила тишина. Позиции сторон не изменились.
К этому моменту в руках Временного правительства оставался только Зимний дворец. Всё остальное было под контролем красногвардейцев. Захват банков, вокзалов прошёл спокойно. Трудности возникли только на телеграфе, но и там обошлось без кровавых эксцессов.
В 23 часа большевики начали орудийный обстрел дворца из Петропавловской крепости. Из 35 выстрелов только два попали в цель и лишь едва повредили карниз здания. Отряды солдат рабочих и матросов беспрепятственно проникли через тыльные входы и толпой задавили сопротивление, однако, как выяснилось впоследствии, что из числа защитников правительства Керенского погибших было шесть человек. По непроверенным данным три ударницы женского батальона были изнасилованы приверженцами всеобщего равенства, и одна покончила жизнь самоубийством. Среди захватчиков потерь не было.
