По мере того, как Ульянов втягивался в работу, тревожные мысли о собственном здоровье покидали его, и настроение становилось бодрее. Владимир Ильич начал писать. Временами он останавливался, грыз перьевую ручку и что-то напряжённо обдумывал. Затем продолжал писать. Он готовился к разговору с Председателем ГПУ Дзержинским, появление которого ожидалось с минуты на минуту.
Лишь однажды Крупская отвлекла его от работы. Она неслышно появилась со стопкой заказанных Лениным книг, положила их на дальний край стола, накрытого красной скатертью с кистями и предназначенного для посетителей, и внимательно посмотрела на мужа. Тот глянул на неё отсутствующим взглядом, рассеянно кивнул головой и вновь углубился в работу.
Надежда Константиновна ещё несколько мгновений пристально понаблюдала за мужем, потом поднесла книги поближе и, убедившись, что супруг чувствует себя вполне нормально, так же тихо, как и вошла, покинула кабинет.
Наконец Ульянов выпрямился, аккуратно положил перо на малахитовый прибор, поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету. Рассеянно переложил книги на своём столе и подошёл к окну.
Предложения по активизации высылки были готовы. На фронте очищения рядов интеллигенции предстояло ещё много работы. По мнению вождя пролетариата, работа в этом направлении велась медленно, а он был сторонником более жёстких и решительных мер.
Коротко брякнул аппарат внутренней связи, Ульянов быстро поднял трубку и услышал голос Надежды Константиновны:
– Феликс приехал.
– Очень хорошо. Немедленно проси.
В ожидании руководителя ГПУ Ленин ходил по кабинету, энергично потирая руки. Дверь без стука отворилась, и вошел Дзержинский. Владимир Ильич бросился к нему, подхватил под руку и энергично потянул к столу. Потом, сделав широкий жест, с поклоном указал ладонью на большое кожаное кресло для посетителей, а сам уселся в точно такое же напротив.
Фе́ликс Эдму́ндович Дзержи́нский (польск. Feliks Dzierżyński) Желе́зный Фе́ликс, ФД, подпольные псевдонимы: Я́цек, Я́куб, Переплётчик, Фра́нек, Астроно́м, Ю́зеф, Дома́нский; 30 августа [11 сентября] 1877 год, родовое имение Дзержиново, Ошмянский уезд, Виленская губерния, Россия – 20 июля 1926 года, Москва, СССР) – российский революционер польского происхождения, советский политический деятель, глава ряда наркоматов, основатель и глава ВЧК.
Пока Председатель ГПУ выкладывал из папки бумаги, Ленин приподнялся и взял со своего стола листок, на котором только что записывал данные продиктованные ему Уншлихтом.
– Нуте-с, докладывайте, – нетерпеливо произнёс Владимир Ильич. Дзержинский знал тему разговора и без предисловий начал зачитывать фамилии задержанных. Ленин хитро посмотрел на Феликса Эдмундовича, подхватил свой листок, поднялся с кресла и принялся быстро расхаживать по кабинету.
Начальник ГПУ читал фамилии, иногда комментировал или давал характеристику личности некоторых запланированных к высылке литераторов, историков, философов. Ульянов остановился, потом подошёл к посетителю, наклонился над ним и, заложив одну руку за спину, другой потряс своим листком перед носом Дзержинского и громко произнёс:
– Не трудитесь! У меня эти данные давно есть!
Бросил листок на стол и захохотал. В этот раз его смех не был ни сатанинским, ни весёлым, но в нём явно прослеживались издевательские нотки.
Феликс Эдмундович сконфузился и, чтобы скрыть своё состояние, закашлялся. Постепенно его натужный кашель усилился и стал неконтролируемым. Дзержинский потянулся за платком, затем прижав его к губам, едва справился с приступом.
Владимир Ильич, тем временем, схватил телефонную трубку и велел телефонистке немедленно принести два стакана крепкого чая с лимоном. Когда Феликс Эдмундович поборол приступ кашля, Ленин дружески потрепал его по плечу и произнёс примирительным тоном:
– Ну-ну, батенька, ваши данные мне очень нужны, ведь у меня нет пофамильных списков, а мне бы хотелось подумать над каждой кандидатурой отщепенцев. Кстати, как идёт работа комиссии по пересмотру? Вы ведь там председательствуете?
Председатель Совнаркома вновь лукавил: часть списков он уже получил, но это были данные трёхнедельной давности.
– Да, Владимир Ильич, последнее заседание третьего дня было, то есть тридцать первого августа.
– И что решили?
– Всего девятнадцать человек пока решено оставить. Девять по Питеру, десять по Москве. Из особо значимых – управделами академии наук Савич.
– Так-так-так. – скороговоркой произнёс Ульянов, вытащил из-под руки Дзержинского список, быстро просмотрел его и положил уже себе на стол.
– Я его себе оставляю.
– Так я всё вам приготовил, – подтвердил Феликс Эдмундович, аккуратно сложил оставшиеся листки вместе и передал Ленину. Владимир Ильич принял документы, не глядя, положил их на стол, поднялся и принялся шагать по кабинету. Левой рукой он ухватил себя за бороду, а правая плетью висела вдоль тела. Некоторое время Ульянов расхаживал молча, пытаясь сосредоточиться. Затем начал говорить:
– Во-первых, у нас здесь творится полный хаос с людьми. Надо найти хорошего и жесткого руководителя этому делу. Второе. Разберите весь этот интеллигентский материал по группам: литераторы – беллетристы, публицисты и так далее; экономисты – финансисты, топливники, транспортники, торговля и так далее; профессора и преподаватели. Техники отдельной группой. Далее сами сообразите.
Чем дольше Ленин говорил, тем энергичнее становились его движения. Теперь он уже яростно жестикулировал и левой, и правой рукой, ускоряя шаг. Дзержинский быстро записывал основные тезисы речи председателя Совнаркома. Несмотря на то, что всё, что озвучивал Владимир Ильич, у него было записано на листке, Ульянов это точно воспроизводил по памяти.
– Сведения должны собираться всеми отделами и стекаться в одно место. К тем, кто работает по интеллигенции. Подберите руководителя, – повторился Ульянов и горячо продолжил. – На каждого должно быть заведено дело. Создайте точную картотеку. Каждый подвид должны прорабатывать компетентные люди, специалисты соответственно квалификации изучаемого человека. Необходимо сделать так, чтобы заключение было точное и безошибочное.
Активно подключайте своих работников. Некоторые спецы могут понадобиться…до поры. Имейте ввиду, что высылка не самоцель, а лишь устранение уязвимых мест советской власти. Всё, что угрожает рабоче-крестьянскому государству должно быть либо уничтожено, либо выдворено за пределы.
Врачи это отдельный и архиважный вопрос. Этих высылать только в крайнем случае, а лучше вразумлять всеми доступными способами. Они должны принять участие в купировании эпидемий. Пусть пишут добровольные заявления для отправки их в опасные места, голодающие регионы.
Тех, кто не пожелает – в Бутырку. Пусть там пишут заявления. Эта интеллигентская каловая масса должна принести практическую пользу. Это вам не философы. Философствовать мы и сами сумеем. Ведь так? – переспросил Ульянов собеседника и засмеялся. Дзержинский, не отрываясь от письма, кивнул головой.
