За дверями усилился шум. Раздались громкие крики, здравицы в адрес нового Верховного целителя, которым судя по всему, стал Полковник. Чуть позже энергичные лозунги сменились пьяными возгласами. Заиграл баян, и женский голос залихватски пропел: «Нет покоя у вождей долгими и ночами. Очень трудно всех больных сделать сволочами!»
Приятели сидели и слушали вновь поднявшуюся по всем лечебным корпусам вакханалию. Первым нарушил молчание Семён Семёнович:
– Жаль всё-таки его. Совсем молодой был.
– И, слава Богу, что молодой, а то стольких бы дел ещё натворил, – мгновенно подхватил Тимофей Иванович, бережно закрыл книгу и промолвил: – А он и не мог прожить долго.
– Почему? – невесело поинтересовался Свистунов.
– Если человеку некуда выплеснуть эмоции, то он сходит с ума, если он их не воспринимает вообще по причине душевной черствости, а они рвутся из сердца, то ранняя смерть неминуема. Иными словами душа пульсирует, сопротивляясь состраданию, сбивает ритм сердца и всё…конец. Добрая душа она мягкая и податливая к любви, а у него душа грубая была, черствая, как корка, вот её и разорвало эмоциями. Не мог он долго прожить.
– Эмоции? Да он людей не замечал и переживаний их тоже.
– Сострадание и эмоции это не одно и тоже, – начал было говорить старик, но тут же умолк.
– Как это? – удивился Семён Семёнович. Однако разъяснения не последовало. Тимофей Иванович только махнул рукой и отвернулся к окну. Свистунов не стал настаивать. Он помолчал, но его удрученное состояние вынудило произнести ещё одну сакраментальную фразу:
– Страшно…так вот…умирать…
– Страшно? Страшно! Только страшнее другое…жизненный путь, энергию, силу духа, таланты положить на сытость и материальную выгоду. Какая будет вам разница на смертном одре, что вы ели, пили, какими благами пользовались, если всё уже в прошлом, а будущее ограничено несколькими минутами страдальческого воздыхания? Ни-ка-кой.
Человек строит планы на жизнь, хочет прожить её ярко, в его понимании, конечно. Идёт на всё, чтобы добиться власти, материальных выгод. Каждый раз на этом пути случаются всякие «но», которые этому препятствуют. Невероятными усилиями, во что бы то ни стало, мы их преодолеваем, однако эти самые «но» и есть ничто иное, как промысел Божий, уготовляющий полезную для души судьбу и отвергающий всё для неё вредное. Так мы и живём в этом театре ненужных «но», навязывая себе и другим губительные сценарии. Жаль, что не все это понимают.
Дело в том, что каждого из нас после завершения таинства извлечения души из тела ждёт сюрприз: одних добрый, других не очень, а иных и страшный.
Так и живём: улыбаемся, но в то же время ненавидим, сопереживаем с веселием, сочувствуем без грусти, меняем маски, одну за другой с самого детства, а на поверку выясняется, что в памяти людей остаётся самая откровенная – посмертная.
Тимофей Иванович умолк. За дверями по-прежнему слышалось беснование и разудалое бесчинство вышедших из-под контроля и дорвавшихся до абсолютной свободы людей.
Приятели продолжали тихо беседовать под шум бурлящей воды в банке с кипятильником. Никем незамеченный солнечный лучик протиснулся сквозь щёлку в окне и исчез в ближайших кустах сирени. Из-под плинтуса выглянул испуганный таракан Аркадий и настороженно пошевелил усиками, надеясь получить хоть крошку хлеба. Он безмолвствовал.
2015 г.
