- Понимаю. Сожалею. Раскаиваюсь, - сдержанно ответила я. – Но важны не мои переживания, а что будет с парнями.
- Скорее всего, твой «как бы муж» отделается штрафом. Ему повезло, что сохранил свидетельство о заключении брака. Хотя оно, как видишь, не имеет никакой силы, зато отчасти оправдывает его поведение. А воришка получит по всей строгости.
- А конкретно?
- В лучшем случае десяток-другой лет в темнице. Чтоб неповадно было похищать девиц из благородных семей.
- А в худшем?
- Пойдет на виселицу. Насколько я знаю, магов тоже казнят, хотя это и редкое событие.
От волнения у меня застучало в висках. Нужно что-то делать!
- Отец, пожалуйста! – я схватила его за рукав. – Они просто помогали мне, ты же знаешь!
- Они перешли границы допустимого. И сейчас я не могу ничего сделать. Даже если бы захотел помочь.
Судья с помощниками вернулся. Зал затих, ожидая решения.
- В свете предоставленных доказательств и необычности ситуации, когда временный пробный брак был заключен между магом и магиссой, происходящей из семьи людей… – судья набрал побольше воздуха и объявил: – Решено следующее: брак считается недействительным, а документ о заключении оного подлежит уничтожению.
Бри всплеснул руками и растерянно посмотрел на меня. Затем все взгляды обратились на Илвота.
- Что касается главного организатора похищения девицы… – судья подчеркнул интонацией это слово, напоминая лишний раз, что брак недействителен, – девицы Леатиды Брирге из дома ее отца, то он приговаривается к заключению на пятьдесят лет в королевской темнице как особо опасный преступник магического происхождения.
Беспомощно вцепившись ногтями в деревянную балку, служившую разграничителем между публикой и судом, я стояла, переводя дыхание. Как же так?! Пятьдесят лет тюрьмы за мой бунт против родителей?
- Ну как так-то?! – неуверенно протянул Илвот, ссутулился и больше ничего уже не произнес.
- Слово предоставляется магистру Беруфу, - судья почтительно протянул руку в сторону министерского чина.
Тот поднялся со своего места и брезгливо окинул взглядом зал:
- Сообщаю, что в свете произошедших событий будет пересмотрен контракт с магистром Брилеусом. Если его действия на основании внутреннего расследования будут признаны порочащими звание министерского работника, то он будет уволен со своей должности без права в дальнейшем заниматься профильной магией, то есть ментально-переговорной. На текущий момент на магистра Брилеуса налагается штраф, и он отстраняется от всех текущих дел…
- Леа, едем домой, - отец тронул меня за рукав. – Здесь больше нечего делать. Дальше будет всяческая бюрократия, не имеющая к нам отношения.
Почти не разбирая дороги из-за стоящих в глазах слез, я пошла следом за отцом.
Двери здания суда захлопнулись так громко, словно отсекли всякую надежду на спасение.
Глава 18. Решение
В карете мы с отцом сели рядом, а напротив – моя горничная, что давала показания на суде. Мирелта за всю дорогу ни слова не проронила, только перебирала воланы своей юбки, почтительно опустив глаза. Но когда мы поднялись, чтобы выйти возле дома, она на мгновение взглянула на меня, и сразу стало ясно: она и осуждает, и восхищается моим поведением.
«Учудила молодая госпожа, ничего не скажешь!» – читалось в ее взгляде.
Интересно, а как бы она поступила на моем месте? С этой мыслью я поднялась по ступеням дома следом за молчаливым отцом.
Дома нас встретила мама. Она выглядела уставшей и расстроенной, всем видом являя живой упрек. Ничего не говоря, она с поджатыми губами посмотрела мимо меня и прошла в гостиную. Отец пошел за ней. Закрыв дверь, родители принялись что-то обсуждать, а я села на кухне вместе со слугами, только чтобы не быть в одиночестве. Выдержать тишину мне сейчас было не по силам.
Служанки болтали, делились сплетнями, Мирелта налила мне крепкого чаю со сливками, и понемногу весь кошмар последних дней перестал давить так безысходно. Нужно подать апелляцию и вызволить Илвота. Нужно как-то восстановить доброе имя Бри… Нужно обязательно! Я придумаю, как это сделать, но сейчас я слишком растеряна и расстроена происходящим…
Никто даже словом не обмолвился о произошедшем, но и без того было понятно – они с удовольствием обсудят и перемоют всем косточки, как только я уйду с кухни. Говорили о соседях, о ценах на фрукты и прочих мелочах, не имеющих значения для меня, но важных для остальных.
- …А я ему и говорю: если такую мелкую кислую магонию ты продаешь по две монеты за лукошко, то уж хотя бы не обвешивай! Я ведь проверяю на хозяйских весах, когда возвращаюсь с рынка! – рассказывала кухарка. – Вы бы видели, как у него морда покраснела!
- Прямо так и сказала?! – восхищенно переспросила одна из молоденьких горничных. – А он что?..
- Да ничего. Разозлился, но пару горстей в лукошко добавил. Он же знает, у кого я работаю, не хочет ссориться, - с ноткой самодовольства ответила кухарка.
Мирелта едва заметно указала ей на меня глазами, мол, лишнего о хозяевах не сболтни, но кухарка отмахнулась:
- Да все знают, что с господами Брирге лучше не связываться, себе дороже выйдет!
- А если связаться, что будет? – спросила я.
Осекшись, кухарка поразмышляла немного, а потом выдала откровенным тоном:
- Ваша папенька человек упрямый да настойчивый. Все сделает, как ему надо, и никого не спросит. У таких людей хорошо работать, все по-честному – и жалованье, и порядок в доме. Вот только ссориться с ними упасите все боги! В пыль сотрут и не спросят, как звали…
Мирелта сделала предостерегающий жест, но я тоже отмахнулась:
- Да пусть уж говорит! Интересно знать, в какой семье я, оказывается, выросла…
- А вы, молодая госпожа, такая же упрямая, как ваш папенька, – рассмеялась Мирелта.
- Это ты после недавних событий так решила?
- Ха! А то я вас в детстве не видела! Если какая игрушка понадобилась – умри, но достань! Встанет, руки в бока упрет и давать топать… – Мирелта изобразила это так живо, что остальные слуги рассмеялись.
Мирелта была старше меня на десяток лет и работала в нашем доме с самой юности. И вот я наконец-то доросла до того, что даже она видит разницу между упрямым ребенком, которым я была, и мной нынешней, иначе не обсуждала бы так легко прежние мои выходки.
«А это может пригодиться…» – подумала я, хотя еще слабо представляла, как сделать свою горничную надежным союзником – ведь жалованье ей платил мой отец, и только он мог требовать предельной честности.
После слов Мирелты слуги немного расслабились и перестали разговаривать с оглядкой на меня. Беседа потекла по привычной колее, они уже не обращали внимания на нового слушателя, а я пыталась тем временем взглянуть на свои проблемы иначе и найти хоть какие-то возможности все решить.
