И покрутила карточкой у нее перед носом, зная точно, что ни у одной эскамы нет такой привилегии – есть, когда вздумается и что вздумается. Их кормят строго по расписанию. И часто могут оставить без ужина в наказание. Но с этой пластиковой штукой она никогда не будет голодной и сможет кормить и своих подружек тоже.
– Карточка и крестик!
Она осмотрелась, выглянула за угол, потом снова на меня.
– Ладно. Давай…Там за туалетом.
– Пересидишь в кабинке, потом сделаешь вид, что была без сознания.
– Карточку!
– Сначала дай свою одежду и закройся в кабинке!
– Сильно не бей…я еще могу попасть на отбор. Зубы не выбей!
– Не выбью.
Я ударила ее кулаком по губам, намеренно, чтоб выступила кровь, потом быстро переоделась в тунику, надела прозрачную повязку, скрывающую низ лица и оставляющую открытыми только глаза. Когда девушка закрылась в кабинке, просунула снизу карточку.
– Держи…крестик спрятан возле статуи девочки с крыльями. Справа.
– Чокнутая. Тебя просто уничтожат. Тебя ждет страшная смерть….
Нет, страшная смерть ждет Вахида, если он выпьет это вино. Выбежала из туалета, как меня схватила за руку чужая манхар, чьего имени я еще не знала. Она присматривала и руководила эскамами из обслуги дома.
– Где тебя носит?
– В туалете!
– Быстро взяла поднос и пошла. Быстро!
Шикнула на меня и замахнулась указкой, я поспешила взять поднос из рук парня, работающего на кухне. В нос ударил запах сдобы и изюма. Задержав дыхание, быстро пошла вслед за остальными девушками. Я впервые попала на ужин императора и его семьи. Там были все они…все те, кого я видела на инициации. Странные традиции – никто не сидел за столом, они все устроились на подушках на полу, перед ними расстелена длинная белоснежная скатерть с цветным орнаментом в виде вышивки цветов и завитушек. На ней расставлены блюда, кувшины, пиалы, тарелки. Стол ломится от еды, от различных блюд, салатов, соусов, мяса и овощей.
Играет красивая музыка, ненавязчиво, на заднем фоне. В камине потрескивает огонь. В зале очень тепло, но не жарко, воздух наполнен запахами вкуснейшей еды и пряностей.
Так что желудок буквально сворачивается от голода. Но мне сейчас не до этого… я вижу Вахида.
Этого достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание, и сердце застучало прямо в горле. Ослепленная, готовая упасть на колени от одного взгляда на эту величественную мужскую красоту. Внутри опять трепещут крылышки…взмахивают вверх и вниз, вызывая трепет во всем теле.
Он сидит во главе стола на черных подушках с золотыми кисточками, одет также в черное, одна нога согнута в колене, другая вытянута вперед. Рядом с ним по правую руку восседает его мать Роксана. Величественно красивая, прямая, как струна, в красивом коричневом костюме, ее волосы собраны на макушке в замысловатую прическу, и лицо кажется очень молодым и одухотворенным. Пальцами, унизанными кольцами, она придерживает в руке кусок пирога, а в другой бокал. Слева от НЕГО сидит та самая женщина…с красивыми бархатными карими глазами и черными волосами. Она одета во все красное, и рядом с ней три девочки. У всех материнские темные глаза и такие же черные волосы. Но….но внутри все сжимается и сворачивается от понимания, что это дочери Вахида. Дочери и его наложница…любимая наложница Гульнара.
Любимая. Наверное, я могла бы жизнь отдать, чтобы стать для него хотя бы кем-то, даже не любимой, а хотя бы просто той, что могла бы прикасаться к его глазам и ресницам. Кем-то, кто имеет право вдыхать его запах и называть его по имени.
Потом…спустя время я узнаю, что никто не имеет права называть по имени императора, только его мать.
Семья не обращает внимание на служанок. Они что-то обсуждают, улыбаются, выпивают. Только Вахид молчит, он смотрит поверх голов, и мне кажется, он совершенно не сосредоточен на своей семье. Он где-то далеко мыслями. Когда ему подносят поднос…. Я все еще очень далеко. Перед императором ставят индейку, кладут закуски и наполняют его бокал вином из кувшина. Почему я так далеко? Почему я онемела?
– Нееет! – громким воплем, и все головы оборачиваются ко мне, а рука императора все же подносит бокал к губам.
Я уронила свой поднос, сильно толкнула девушек впереди, я бежала к нему и словно в замедленной съемке видела, как банахиры срываются с места, как несутся ко мне, но я почти рядом, я уже вижу, как он вскидывает голову, как расширяются от удивления зеленые глаза, как расширяются зрачки, когда я выхватываю бокал и залпом выпиваю его сама.
– Какого хрена! – рявкнул император, не спуская с меня глаз.
Горло опалило алкоголем, меня схватили сзади, повалили на пол. Где-то в спине взорвалась острая боль, но мне уже все равно. Я отняла…бокал. Я успела.
Бокал покатился вперед, несколько раз перевернулся. С рычанием к нему выскочила мелкая собачка, набросилась, схватила зубами. Я смотрела то на Вахида, то на эту собачку…которая вдруг упала, захрипела, из ее рта пошла пена, она задергалась и замерла, застыла, глядя остекленевшими глазами на гостей. Кто-то истошно закричал…но в основном все молчали. Застыли. Замерли и окаменели. Император смотрел на меня, стиснутую, схваченную за волосы и за шкирку его банахирами. Потом медленно встал и в два шага оказался около меня. Мои волосы упали мне на лицо…повязка перекосилась. Он наклонился и содрал ее, выдохнул, всматриваясь мне в лицо.
– Яд…
– Императора хотели отравить…
– В бокале был яд…
– Эскама выпила яд…
– Убрали руки! – рявкнул и поднял меня с пола, удерживая всей силой своих мощных пальцев.
– Кто?
Глядя мне в глаза….я перевела взгляд на Бахта, который весь побледнел и сидел прямой как будто проглотил спицу. Долго смотрела на него, не в силах указать пальцем, только кивнула.
– Ложь! – рявкнул он – Эта сука лжет!
А у меня все плывет перед глазами, и ноги становятся ватными, становятся какими-то пластмассовыми. Наверное, яд уже действует или меня…или меня ранили его банахиры. Ведь их реакция мгновенная.
– Взять!
Одним кивком, и я уже не вижу, как схватили и уводят Бахта, я только смотрю в ЕГО зеленые глаза и чувствую, как сознание от меня уплывает, как я висну на его руках. Как расширяются его глаза снова, как он отнимает руку от моей спины и смотрит на кровь у себя на ладони, как открывается рот и перекашивается, когда он орет оглушительно:
– ВРАЧА!
– Вахид…, – одними губами.
– ВРАЧА! БЫСТРО!
И поднимает меня на руки…последнее, что я вижу, это его взгляд, эту бесконечную изумрудную даль, которая уносит меня в дикие горные леса, и яркое небо кружится перед глазами.
Вахид…Переводится, как единственный. Для меня он единственный…Теперь я это знаю точно.
