Глава 16
Корона на голове не всегда признак безумия, зато безумие – однозначно спутник любой коронованной особы. Дворцы и власть привлекают либо идиотов, ничтожно мечтающих о собственном возвышении над другими, либо тех, кто по праву обязан взять на себя ответственность за народ.
И у тех, и у других чувство самосохранения становится единственным важным из всех чувств, так как нет большего параноика, чем тот, кто окружён стражей.
(с) Ульяна Соболева. Позови меня
– Ты не можешь дать ей свою кровь! Это нарушит все наши законы!
Роксана бросилась к Вахиду и схватила его за руку, но он отбросил ладонь матери, глядя на нее сверху вниз. Полупьяная от слабости я смотрела на них из-под прикрытых век. Боль в спине и ломота в висках. Я действительно какая-то не в себе. И, мне кажется, я и сплю, и одновременно нет. Между мной и силуэтами императора и архбаа колышутся прозрачные занавески, ниспадающие с балдахина постели.
– Эта эскама спасла мне жизнь. Она выпила яд, предназначенный мне! Она приняла удар ножа от моего банахира, потому что бросилась защитить меня!
– Кто знает! Может быть, это она же и принесла тебе яд! Слишком ее много! Своевольная, наглая эскама давно должна была умереть!
– Архбаа! Вы забываетесь! В моем присутствии выносить приговоры может только судья Ларман, а не вы и ни кто-либо другой!
Глаза Роксаны расширились, и она отпрянула от Вахида, словно он ударил ее.
– Не забывайте, что кровь этой эскамы вернула вашей дочери возможность не корчиться от адской боли по ночам и избавила ее от обращения!
– Скоро нам предоставят перстни, и кровь этой эскамы не будет значить ровным счетом ничего. Убери ее подальше от нас, сын. Эта девчонка принесет нам неприятности. Ты до сих пор не знаешь, каким образом она попала сюда…
– Это буду решать только я! А теперь я хочу остаться здесь один!
– Наедине с эскамой?
Это был ее последний вопрос, потому что я услыхала, как открылась дверь. Видимо, ей на нее указали. Сердце тревожно колотится, потому что я понимаю, насколько меня ненавидит архбаа. Все ее естество кричало о том, что меня нужно уничтожить. А ведь я, наверное, и так скоро умру…яд и удар ножом сыграют свою роль.
Полог откинулся, и я увидела Вахида с завернутым по локоть рукавом черной рубашки. На моих глазах он поднес ко рту руку, и я услыхала звук, похожий на легкий прокол поверхности, по локтю Вахида потекла темно-бордовая кровь. Он наклонился ко мне и прижал руку к губам, приподнимая мою голову за затылок.
– Пей!
Скажи мне кто-то пару минут назад, что я это сделаю, меня бы стошнило…но едва моего языка коснулась солоноватая жидкость, я ощутила, как по венам потек кипяток, как он заструился по каждой извилинке, побежал вниз и вверх, наполняя меня сумасшедшим жаром.
– Самия…, шаан марх беранда…, – не понимаю ни слова, но по телу прошла адская волна дрожи от этого низкого голоса. И меня топит приливами кипящей лавы морока. Вся кровь закипела внутри. Шумно выдыхая смотрю на его лицо, жадно глотая самый дикий нектар…чувствуя себя превращающейся в животное. И смотреть на него – это все равно что уже гореть в самом пекле. Как же невыносимо он красив вблизи. Бледный, чуть заросший щетиной, и этот невыносимо тяжелый взгляд огромных зеленых глаз. Физически трудно его выдержать. Мое тело бешено откликается на этот взгляд и на бегущую внутри лавину…Со мной происходит что-то невыносимое, что-то, неподдающееся никакому определению. И я сильнее ощущаю звериный запах его тела, дыхания от чего мое собственное становится одним сплошным и оголенным нервом. Под кожей ощущается какое-то эйфорическое покалывание, как будто я приняла невероятный по своей силе наркотик. Отнял руку, а я потянулась за ней, облизывая губы и нагло вскидывая руку, чтобы удержать. Мгновение, и его ладонь легла мне на горло, не давая пошевелиться. От прикосновения едва слышно застонала, чувствуя, как в томлении закатываются глаза.
Какие же глубокие и пронзительные у него глаза, такие невероятно зеленые, как самая свежая листва, как заводь, как источник запредельного наслаждения. Мой пульс учащается, мое сердце начинает биться прямо в горле, в висках. Кажется, мне обещали смерть, если я буду смотреть в глаза Арха…Говорили, что меня унесет в самое пекло. Моя ладонь накрыла его запястье, обжигаясь в очередной раз о горячую кожу.
– Вахииид…ваше имя…
– Мое имя…что?
Спрашивает, и пальцы сильнее сжимают мне горло, они очень сильные, и я внутренне чувствую, что сожми он их сильнее, и у меня хрустнут позвонки.
– Единственный…для меня.
Наклоняется ниже, и теперь его глаза буквально сливаются с моими, заставляя меня дрожать еще сильнее. Не от страха, а от дикого неестественного возбуждения, от этого запаха и от вкуса его крови на своем языке.
– Хочу…хочу принадлежать вам…
Хочу, безумно хочу принадлежать ему в самом примитивном смысле этого слова, быть полностью его, настолько его, чтобы слиться с ним в единое целое. От касания пальцев к бешено бьющейся вене по всему телу вспыхивают точечные ожоги. Я начинаю задыхаться от понимания, что сейчас он прикасается ко мне и так близок, что я ощущаю аромат мужского дыхания. Он знает, насколько я помешана на нем? Насколько схожу с ума от этой близости. Понимает, что я готова умереть еще раз, лишь бы он вот так прикасался ко мне. Тихо застонала, и зеленые глаза вспыхнули фосфором. Привлек к себе, удерживая за горло, и вдруг через секунду его губы впиваются в мой окровавленный рот. И горло разорвало от потока горячего дыхания, сердце дернулось, вздрогнуло от сумасшедшего восторга. Безумным, ослепительным сумасшествием…его мягкие, горячие губы, такие властные и жадные на моих губах. Какие же они горячие, сумасшедшие и настолько желанные мною, что кажется, я сейчас умру от счастливой боли во всем теле.
Из моего горла вырывается стон адского наслаждения, от алчности, от бешеного возбуждения все мое тело трясет, и я сама вгрызаюсь в его губы, ощущая, как язык жадно лижет мой язык, как врывается мне в рот, как проникает глубже, сплетаясь с моим языком. Я никогда не целовалась…но я инстинктивно готова сожрать его рот, готова принять его язык как можно глубже, я чувствую поглаживание моего горла пальцем и вся взвиваюсь от остроты ощущений.
Оказывается, я жила только для этого поцелуя, оказывается, я для него родилась. Все мое существо глотает жадно и голодно его дыхание. Я вся превратилась в трепещущий и обезумевший голод. Вот что значит хотеть…вот она – полнота самого безумного и дикого желания, и жажда в сравнении с этим ничто. Как же долго я этого хотела и ждала, как же безумно я об этом мечтала.
И поцелуй так мало…так ничтожно мало. Я бы отдала ему всю себя, свое сердце, свои кости, свое мясо, всю свою кровь, если бы он попросил. Я бы могла вскрыть себе грудную клетку и вытащить для него свое сердце.
