— Будто ты их когда обихаживал.
Демон вытянул губы дудкой и смешно поводил короткими бровями, из которых торчали длинные волоски, совсем как у кота:
— Может и не обихаживал. Но и начинать не хочу.
Колдун охотно поддался на уговоры, будто только и ждал предлога убрать Амели с глаз долой:
— Хорошо. Отведите девицу в покои у лестницы. И следите, чтобы по дому не болталась, — он шумно развернулся вместе с креслом и потерял к происходящему всякий интерес.
Амели вздрогнула, когда маленькие пальчики демона подцепили рюшу на рукаве. Орикад повлек ее в открывшиеся сами собой двери, в темный коридор, в котором по мере их продвижения разгорались свечи в золоченых подсвечниках. Они вспыхивали со звонким щелчком, будто ломали сухой тонкий прут. Надо же: никакого огнива, никаких углей… Горбун шел позади, и Амели спиной чувствовала его недобрый взгляд, слышала тяжелые удары каблуков по паркету, и отчего-то казалось, что он способен ударить в спину. Хотелось, чтобы он ушел.
Они миновали несколько полутемных комнат и вошли в покои. Все свечи загорелись единым разом, издав такой щелчок, что Амели подскочила и невольно прикрыла глаза. Она никогда не видела, чтобы свечи горели так ярко и ровно. Что уж там, она никогда не видела сразу столько горящих свечей. Максимум, который позволял отец, — три свечи на столе во время ужина. Бывало, ужинали и при едва тлеющем огарке, когда семейный бюджет уже не позволял жечь свечи. Она опустила голову: даже свечи были в долг. Столовое серебро, фарфор — все заложено. А она мечтала о такой ерунде — ванили и мускатном орехе.
Воспоминания о доме будто скинули морок. Что там теперь? Мать, наверняка, в слезах. А отец? Амели отдала бы все на свете, чтобы вернуться, но недоумевала, почему нет тех острых отчаянных чувств, которые должны быть. Нет пожирающего страха, нет паники. Она должна бы валяться в ногах, умоляя отпустить, а вместо этого практично размышляла о свечах. Неужели все из-за этого лица? Оно будто все перевернуло. А если колдун просто прознал про это лицо и попросту издевался? Каков его истинный облик?
Демон отпустил ее рукав и полетел вглубь комнаты, перекувыркнулся в воздухе:
— Ну, как, нравится?
Амели сделала несколько шагов, двери закрылись, оставляя горбуна в коридоре. Вот и хорошо. Демон бултыхался в воздухе, кувыркался, поигрывая массивной кистью затканного цветами граната трипового балдахина. Создатель, какая роскошь! Небесно-голубые тисненые обои, расписные панели на стенах, изображающие пасторальные пейзажи. Обтянутые узорным шелком стулья. С расписанного легкими облачками потолка свисала массивная золоченая люстра. На нее было больно смотреть, как на солнце.
Амели, покачала головой:
— Не нравится.
Конечно, ложь — это самые роскошные покои из всех, что ей доводилось видеть. Но разве сейчас это имело значение? Демон довольно хмыкнул, уловив вранье, но ничего не сказал.
— Зачем ты мне подсказал? Назло?
Он облетел столбик кровати и плюхнулся на гору подушек:
— Дура! Спасал. Мессир очень не любит, когда ему врут. И когда перечат.
— Я не врала, я…
Орикад отмахнулся:
— Какая теперь разница. Я не знаю, что там произошло в городе, какую глупость ты сказала, но теперь выход только один — со всем соглашаться и не гневить досточтимого хозяина. Запомни: соглашаться.
Глава 8
Амели замотала головой, заломила руки и принялась расхаживать из стороны в сторону. Орикад все еще лежал на подушках и следил за ней огромными желтыми глазами.
Соглашаться… А вдруг только хуже станет? Можно ли верить этому невообразимому существу? С чего она вообще взяла, что ему можно хоть немного верить? Ответ прост: верить горбуну хотелось еще меньше.
— Вдруг ты ошибаешься? — Амели, наконец, остановилась, потому что от беспрерывного движения начала кружиться голова. — Вдруг я ему совсем не нужна? Я простая девушка. Самая обыкновенная. Он поймет, что ошибся, и отпустит. Горбун сказал, что отпустит.
Демон лениво поднялся, расправил крылышки и вновь повис в воздухе:
— А ты этого уродца слушай больше. Он тебе и не того наговорит.
Амели опустила голову и сцепила заледеневшие пальцы. Она мерзла, несмотря на духоту и жар свечей. Обхватила себя руками и посмотрела на Орикада со всей искренностью, на какую была способна:
— Помоги мне. Он ошибся. Клянусь, ошибся. Я домой хочу.
Демон пожал плечиками:
— А это теперь только мессиру решать — кто и в чем ошибся. Терпи. И глупостей не делай. Глядишь, повезет, да домой отправит.
— А если не повезет? В Валору? — сердце ухнуло и почти перестало биться. — Как тех, других?
Орикад нахмурился:
— Каких других?
Нечего миндальничать — лучше сказать, как есть и, может, получить правдивый ответ:
— Тех, что гвардейцы из реки достают.
Демон округлил золотистые глаза, пожевал губы:
— А это вообще не твое дело. Вот дура! Твое дело сидеть смирно и не высовываться. — Орикад пристально посмотрел и погрозил пальчиком: — Мессиру лишний раз на глаза не попадайся. И не ходи в Восточную башню.
— Почему не ходить в Восточную башню?
Демон заливисто рассмеялся и даже хрюкнул от удовольствия:
— Потому что там живет семиглавое чудовище, которое тебя тут же сожрет! Вместе с твоими юбками! — Он вновь расхохотался: — Шутка, не смотри так. Мессир там работает. Никому не дозволяется входить — только этому горбатому засранцу, Гасту. А нам с тобой — ни-ни. Ну, особливо тебе. Мне-то, почитай, и не будет ничего. Я у мессира в любимчиках.
Кажется, он просто бравировал. Создавалось впечатление, что маленькому уродцу уже от души доставалось за это. Он приложил ладошку к губам и протянул заговорщицким шепотом:
— Только бежать не надумай… это самая большая глупость.
Амели сглотнула и промолчала. Стояла прямая, как палка — она и надеялась ночью пробраться за ворота. Главное на реку выйти, а там — в камышах, вдоль берега… никто и не заметит. Только это теперь и держало.
Демон вновь хихикнул:
— Знаю, уже надумала. На тебя же глянешь — и сразу все понятно. Не получится сбежать.
— Почему?
— Потому что магия, дурочка! Хоть всю ночь к воротам иди — нипочем не дойдешь. Чары не пустят.
— Врешь!
— Так иди да проверяй! Тебя даже не запирает никто.
Она понурила голову и соврала:
— Не буду.
Нужно лишь дождаться, когда все уснут. Амели вдруг наполнила непоколебимая уверенность в успехе. Конечно, все получится! Нужно лишь не бояться. В доме ни лакеев, ни стражи, как она успела понять.
