12.3
Мёрке привыкла быть в центре внимания, и когда все бальном зале повернулись в ее сторону, она совершенно не смутилась. Тем более в этот раз причина всеобщего интереса была приятной. На нее смотрели не с отвращением, в ней сегодня не видели адепта смерти, сейчас она была просто красивой девушкой в очень красивом, которая как и все пришла потанцевать. Натт расправила плечи, чтобы быть достойной наряда, который сшила Эн Ню Вен, и шагнула вперёд.
– Точно не перебор? – переживала Эн, когда подруга впервые увидела платье.
Мёрке не знала, что и ответить. Такое она встречала только на картинах. Сложно представить, что человек способен в одиночку сотворить нечто столько восхитительное. Девушка даже дышать боялась в сторону настоящего произведения искусства.
– Оно же прямо как свадебное, – прошептала Натт и наконец прикоснулась к белоснежной ткани.
– Именно! Я так и хотела. Просто представь лицо в Фирса, когда он тебя в нём увидит. Твой Фен-Хуан с ума сойдет!
В любое другое время Мёрке бы трусливо сбежала и отказалась от этой затеи. Она некромантка, её судьба всю жизнь проводить по локоть в кишках, дышать жидкостями для бальзамирования и гнилой плотью. Её цвет точно не белый, потому что в себе она никогда не ощущала чистоты. Тьма неотступно сопровождала её с самого детства. Но сейчас Натт наконец захотела измениться и попробовать что-то новое.
– Это настоящие перья? – спросила она у соседки, погладив корсаж, полностью покрытый маленькими пёрышками.
– Нет конечно. Я их вручную сделала. Это проще чем ощипать какого-нибудь гуся, да птичек мне жалко. Ты потрогай какие они мягкие. И сзади посмотри, вот где я оторвалась и дала волю фантазии!
Натт послушалась и обошла манекен. Больше всего девушка боялась, что у платья будет открытая спина. Она так и не рассказала подруге, что у неё остались десятки белёсых шрамов после встречи с суеверными селянами и их розгами. Вряд ли уродливые борозды когда-то полностью исчезнут. Скорее всего, они останутся вечным напоминанием о том, кто она такая на самом деле.
Но Эн Ню Вэн и тут все предусмотрела. Спина не просто была полностью закрыта. Сзади подруга сделала небольшие крылья из тех же самодельных перьев.
– Я слышала, как Фирс в перерывах между трупоедкой и некрофилкой зовёт тебя птичкой. Я подумала, будет круто превратить тебя в настоящую птицу света.
У Натт по щекам текли слёзы благодарности, она не выдержала и что если сил обняла подругу. Эн даже немного растерялась, но на объятие ответила. Мёрке знала, что в стране, откуда приехала девушка, такие проявления внимания не приняты, но она ничего не могла с собой поделать.
– Спасибо Эн. Ты лучшая!
– Скажешь моим родителям, когда они приедут навестить меня на каникулах, они просто обожают, когда меня хвалят. Ты же познакомишься с ними? – пытливо спросила Эн, и Натт кивнула, все ещё заливаясь слезами.
– Прекрати реветь, иначе все лицо себе испортишь. А мы ещё не закончили с твоим образом! Какого цвета волосы тебе сделать?
***
Фирс жадно разглядывал новую Мёрке и не знал как начать с ней разговор. До последнего момента он не верил, что некромантка придёт, а она не просто пришла, она вот так пришла! Да и неважно вообще как она одета, да хоть кишки бы у нее с волос свисали, он бы так же влюблённо и очарованно смотрел на неё.
– Ты сегодня блондинка, – изрёк он очевидное и нервно вцепился в свои длинные чёрные волосы, к которым он так и не привык.
– Ты тоже немного другой, – улыбнулась ему Натт. – И глаза смешные. Это Эн Ню Вэн придумала. Один зелёный, другой жёлтый.
– Немного другой? – нервно смеялся парень. – Да я теперь один из вас. Я самый настоящий верховный трупоед.
– А вот я сегодня не трупоедка. Мне кажется, Эн меня в невесту превратила.
– Ага. В очень красивую невесту для стрёмного разноглазого некроманта, – смущённо сказал Фирс. – Как ты меня узнала вообще? Я же ух… И глаза эти… Помоги мне выковырнуть эту линзу зеленую. Чешется страшно.
– Я тебя всегда узнаю, Фирс. В любом виде. Это же ты, – она приподнялась на мысочках, что было очень непросто сделать на и без того высоких каблуках, и поцеловала стихийника в щеку.
– Ладно, раз узнала. Тогда оставим как есть. Но только сегодня. Завтра я отрежу эти патлы и стекляшку вытащу! Так что наслаждайся, пока есть возможность.
Натт нравилось слушать его ворчание, нравилось, что он волнуется и не скрывает волнение за глупыми шутками. Нравилось, что они сейчас могут быть собой и не бояться, что кто-то в Тэнгляйхе осудит их выбор. Сегодня им можно все, потому что завтра Фирс вряд ли простит Натт. Но до этого момента ещё так далеко. У них целая ночь впереди, чтобы танцевать и не выпускать друг друга из объятий. Хассел без умолку строил их совместные планы, рассказывал, как хорошо им теперь будет в академии, когда они решили открыться друг другу. Как они непременно помирят два факультета, как будут каждые выходные ездить в Рискланд, как он познакомится с родителями Натт. Их ждёт столько всего хорошего.
Мёрке слушала его, и мир, который он обрисовал для них двоих, был прекрасен, и ей хотелось верить, что так оно все и будет. Однажды. Она прижалась к его горячей груди и мечтала вместе с Фирсом обо всем этом.
– Ты обязательно понравишься моим родителям.
– Скажи что-то новое, Мёрке. Я всем нравлюсь. Это же я.
– Это же ты, – согласилась Натт и неожиданно для самой себя сказала: – Женись на мне, Хассел.
– Нет, – неожиданно сказал стихийник, и Натт растерянно посмотрела ему в глаза.
– Не сейчас, – затараторила девушка, – а когда мы станем старше, закончим академию. Я же…
– Все равно нет, – Фирс был неумолим, и Натт попыталась отстраниться, начала нервно оглядываться по сторонам.
Вот оно. Это очередная ловушка. Сейчас появятся обидчики с факультета Стихийников. Её обольют кровью или типа того. Этот вечер просто не мог закончиться хорошо. Хассел это Хассел. В своей жгучей ненависти к некромантам он может зайти очень далеко, прикинуться другом, возлюбленным, жизнь спасти, лишь бы потом отыграться и сделать в сотни раз больнее.
– Мёрке, ты чего? – стихийник пытался поймать упирающуюся девушку. – Эй!
– Пусти, – паника накрывала её с головой, мешала связно мыслить. Всё повторялось. Та страшная ночь и её собственный крик на дне земляной ямы.
– Мёрке, успокойся. Я же шучу. Послушай. Если я женюсь на тебе, то тебе придётся взять мою фамилию, и тогда я не смогу больше звать тебя Мёрке, понимаешь? А мне нравится звать тебя так.
– Что? – со всхлипом спросила Натт, и Фирс горько улыбнулся:
– Ты все ещё не доверяешь мне, да?
– Мне так страшно любить тебя Хассел.
– Мне тоже страшно, Мёрке, я потому постоянно глупо шучу, чтобы ты не услышала, как сильно у меня дрожат и подгибаются колени.
