Пролог
Она неважно себя чувствовала, но все равно согласилась поехать со мной на этот вечер. Долго собиралась, я уже начал злиться. Ну что там - надеть платье и подвести глаза. Ну, конечно, это у нас у мужчин все быстро, а как же прическа, сколько там занимает укладка? Раза три сходила в туалет по-маленькому. В ее положение это норма, но сегодня все злило, даже эти обычные естественные вещи, на которые бы вчера не обратил внимание. Но сначала споры из-за самого мероприятия, долго не соглашалась, а когда согласилась, началась истерика, что ее обязательно сглазят, искала булавки, потерявшиеся так некстати. «Ребеночка будут переговаривать и он родиться немой» всплывали обрывки фраз. Когда сели уже в автомобиль и выехали за ворота, она вспомнила, что забыла выключить утюжок для волос, которым делала эту чертову укладку. Молча остановился, вышел сам, не ей же идти. И только оказавшись в доме, позволил все же выругаться. Громко, всё равно никто не услышит. Закрыл дверь на ключ и поскользнулся на ровном месте. Погода стояла отличная, ни грамма осадков, откуда могла появиться лужа на пороге. Но я поскользнулся и упал, стукнувшись сильно коленом. Отряхнул брюки и направился все же к машине, где ожидала жена. Нога болела, настроение ушло в минусовую отметку. Надо хоть сказать «спасибо», что брюки остались целы и чисты. «Спасибо, вселенная, или кто там за это отвечает!».
- Весь день пекло страшно, как бы дождь не пошел, а мы без зонта…
- За зонтом я во второй раз возвращаться точно не буду, - рявкнул все-таки, хоть и собирался сдерживаться.
Она поджала губы, накрашенные розовым блеском, только бы не заревела в придачу. Какой же я мудак, не иначе, довел будущую мать. Еще полчаса на поправление макияжа и мы точно опоздаем. Но обошлось. Я хотел произвести хорошее впечатление на руководство и спонсоров. В нашей компании намечалось расширение и открывались перспективные места. Чем я и хотел воспользоваться. Прихватив с собой беременную супругу, больше для статуса. В глазах окружающих семьянин, ожидающий пополнение к тому же, выглядит благонадежно. Чем если бы приперся один. Одиночки не надежны, они легко рвут и уходят, их ничего не держит, нет ответственности за кого-то, месяц без денег перетерпят, пока найдут новую, спиногрыгов кормить не нужно, ипотека не грозит пенями. Да к тому же, Вероника обязательно прицепилась бы. Крутилась бы рядом, что окружающие подумали, что она моя спутница. Она начинала раздражать. Ну потрахался с ней, пару раз, вовремя попалась в нужное время, когда Олеся лежала на сохранении, а я уже был готов волком выть, все колом стояло. А заботливая коллега все чаще выставляла свои прелести и крутила задом перед моим носом. Хотя и сказал ей, что все кончилось, может больше ни на что не рассчитывать. Но ум у нее то ли короток, то ли упертая такая, вцепилась своими лапами, даже угрожала, что позвонит жене и все ей расскажет. Пригрозил тогда, что уволю его к чертовой матери, связи у меня действительно были. Затихла, но ждал подвоха, такие, как она, просто не отступают, угораздило же связаться.
Олесю я любил, не до потери пульса, конечно. Но уважал за ум, покладистый характер, за ее лучистую улыбку. За таких девушек только замуж, я и сделал ей предложение спустя три месяца знакомства. Год пожили для себя, а потом она забеременела. Не знаю готов ли я становиться отцом, вроде пора. Тридцать три, как никак. Хочу пацана, буду мужика растить. Первое УЗИ как раз его и показало, но Олеся говорит, что на втором точнее будет, а сейчас это не стопроцентно, чтобы я в случае чего был готов и к девочке. Вот что с девочкой делать? «Любить» - слышу снова ее голос. Наверно, я бы и любил, только… мне никто не дал, никто не позволил насладиться этим счастьем.
Дождь все-таки начался, Олеся запричитала, что была права, а я гнал, злой, сквозь эту стену воды, ни черта не видя перед собой, так боялся опоздать. Зашибленное колено ныло.
- Родион, пожалуйста, мне страшно.
Выдохнул, уже собрался притормозить у обочины, но не успел. Со встречки на нас летел какой-то дебил, как я, который, так же как я, не остановился и не переждал непогоду, а несся по своим определенно важным делам, обгоняя фуру.
Яркий свет, женский вскрик, тонкий и такой обреченный. Удар. Струи дождя, барабанящие по искорёженной машине, такие громкие…
В тот вечер я лишился не только жены, я лишился своего предполагаемого счастья, лишился права на него. Молить, чтобы я оказался на их месте, было бесполезно.
Глава 1
РОДИОН
«Любить». Ты должен идти вперед, не ставить на себе крест. «Ты ни в чем не виноват». Так говорит она в моих сновидениях, которые иногда приходят. Не каждую ночь, конечно, пару раз в неделю. Я не согласен с ней, и светлый облик Олеси и маленькой девочки, нашей нерождённой дочери (почему-то во сне я уверен, что это все же была девочка), сменяется ужасными картинами. Они стоят вместе, держась за руки, и кровь стекает по их лицам. Начинает моросить дождь, а затем он усиливается, превращая капли в битое стекло. Просыпаюсь от кошмара и не могу пошевелиться. Как тогда, зажатый металлом, не чувствую тело. Да плевать на себя! Только бы дотронуться до шеи Олеси и проверить пульс. Но лежу, парализованный и могу только смотреть. Лучше бы я потерял сознание. Хотя нет, это мое наказание - видеть ее запрокинутую голову с закрытыми глазами и живот весь в крови. Видеть их последние минуты жизни. Хотя судмедэксперт сказал, что Олеся скончалась на месте, не приходила в сознание, не мучилась. А я свои мучения заслужил.
Лежу в сумраке комнаты, резкий вздох спустя долгие секунды ожидания. Тело отпустило и снова могу шевелиться. Постельное белье опять насквозь мокрое, как и моя одежда. Иду на кухню, пью воду, хочется чего покрепче, сдерживаюсь, это не помогает, уже проходили.
Дом, в котором жили вдвоем, пришлось продать. Там кошмары снились каждый день. Все напоминало о трагедии. Жаль было неимоверно, не хотел забывать Олесю. Казалось, что если я продам этот дом, то предам ее, память о ней. А вдруг ее душе иногда захочется вернуться сюда, а тут будут совершенно чужие люди. Паранойя накрывала, родные уговорили все же. Ну как уговорили, подсунули документы, пока я был накачен сорокапроцентным «обезболивающим». А потом ничего не оставалось, как смириться и жить дальше. Жить ли? Для чего? Это какое-то кощунство, что я существую, а они нет. Что я отделался лишь месяцем в травматологии и шрамом на лице. Видимо, чтобы помнил, да я и без зеркала не забуду. Разве можно забыть все, что произошло. Уже так просто не вычеркнешь из своей памяти, это как клеймо. Только не на коже – на сердце.
Работу тоже сменил, иногда, кажется, что сменил все внутри, в душе. Стал верить в ее существование, не хотелось думать, что от них не осталось даже частички. И я – больше не я. К прежнему «Родиону» чувствую лишь омерзение. Все свои поступки вспоминаю и хочется повесится. Как можно было изменять беременной жене? Как можно ее тащить на этот гребанный вечер только ради престижа. Она же не хотела ехать… Не хотела. Это все я. Сколько раз смотрел на этот крюк в стене, который сам и вбил туда. Веревка лежала в шкафу. Слабак! Нет, я должен мучится, умереть было бы слишком легко. Я должен нести свое наказание.
