Она смотрела открыто, в полумраке комнаты казалось, что ее глаза блестят по-особому, создавая неведомое притяжение, расположение друг к другу.
- Думаю, мне пора…
Она встала, зябко кутаясь в кофту. Хотелось остановить ее и попросить, чтобы она не уходила сегодня. А просто полежала рядом. Слишком много. Язык присох к нёбу, так и не проронив ни слова. Заставил тело встать и проводить ее до двери. Пока ждали такси налил себе полный стакан воды. Пил медленно растягивая время, хотя хотелось залпом осушить его, утолить нахлынувшую жажду, но я продолжал держать его в руке, чтобы чем-то занять руки. Стояли напротив друг друга, она у входа, я в трех шагах от нее. Все было сказано. Достаточно для одной ночи откровений.
- Увидимся, Родион.
Она уехала. А я стоял, молча наблюдая как она плотно закрывает дверь.
Знал, что больше не смогу заснуть. Тщетно даже пытаться. Находится в доме стало тяжело, голые стены давили и мнимый простор, наоборот, сковывал. Натянул олимпийку, вышел на улицу. Привычный маршрут через парк. Обессилить, чтобы мышцы начали сводить, чтобы рухнуть и заснуть. Спустя пару километров накрыла тошнота. Выпитое накануне давало о себе знать. Не сдержал ее позывы. Как же я жалок. «У тебя теперь есть друг. Прими дар. Не сопротивляйся. Будет легче. Просто друг.»
Глава 14
ДАША
Весь следующий день была сама не своя. Как не гнала мысли о Родионе, уходить они не желали. Оказывается, его жена умерла. И все это запустение его дома связано с этой трагедией. У него шрамы не только на теле, но и на душе. Теперь все стало яснее. Но появились остальные вопросы. Как это произошло? Конечно, спрашивать она не будет. Будет готов сам расскажет. Если посчитает нужным ей вообще что-то объяснять.
Когда же это произошло? Сколько он уже в таком состоянии? Вопросы роились в голове как растревоженный улей пчел. Она не могла ни на чем концентрироваться, делала все на автомате и ловила себя на мысли, что она постоянно об этом думает.
Я прекрасно помнила эти чувства. Будучи подростком, лишиться самого близкого человека. С мамой они были близки. Легко было с ней делиться. Такой она была человек, что невозможно не отрыться и довериться. Даша знала девчонок скрытных, но сама к их числу не принадлежала. До момента кончины мамы. Тогда общительная домашняя девочка, облюбленная родителями, окутанная маминой заботой и нежностью, обозлилась на весь мир, закрылась от него.
Учиться не хотелось, ничего не хотелось. Но больше всего не хотелось видеть эту жалость в глазах учителей и одноклассников, постоянное напоминание, что со мной что-то не так. Да и не все дети добрые, есть те, кому совершенно не знакомо чувство сочувствия. Грубость и бахвальство. Не желала общаться ни с теми, ни с другими. Могла неделями не посещать уроки. Поначалу на это закрывали глаза. Давали время пережить. Но время шло, а ничего не менялось. Чем больше ничего не делаешь, тем сильнее тебя утягивает апатия. Забиваешь на всё, нет тебе ни огорчений ни радостей. Свидания или даже переписки через мессенджеры ее не интересовали. Глупые мальчики тем более. Ей не нравилось если подходили общаться. Эти улыбочки и комплименты. Да шли бы они все...
Папа приходил домой под вечер. При мне он пытался держаться, но в день рожденья мамы, до которого она не дожила пару месяцев, он не сдержался. Ревел вместе со мной, выплескивая эту боль наружу. Исцеляя и очищая себя. Слезы слезами, но эта помощь ненадолго. Эта тяжесть возвращается и поселяется как основательный житель в сердце с постоянной пропиской.
Я при отце изображала, что все нормально, как может в нашей ситуации, точнее будет сказать, изображала видимость деятельности. Он не сомневался, знал, что мне еще тяжелее, не знал чем помочь, задерживался на сменах, а я особо и не ждала его возвращения, мне было всё равно. Могла приготовить что-то на ужин, могла не делать этого. Отсутствие еды его бы не сильно огорчило, скорее, он бы не обратил на это внимания. Так мы и были два близких и далеких одновременно. Увязших в своем горе, но не помогающим друг другу из него выбраться. А из болота выбраться самому, без помощи, практически не возможно.
Анастасия Борисовна, мой классный руководитель, долго терпела, но пускать все на самотек не стала. Вела долгие беседы с отцом, они ни к чему не приводили. Тогда она взялась непосредственно за меня - насильно записала меня на дополнительные секции, обязательные подготовки к экзаменам и лично контролировала все посещения. Становилось стыдно, да и отговорок столько не придумаешь, поэтому приходилось ходить. Сейчас за всё, что она сделала, благодарна ей. Не знаю, что было бы, если бы она просто прошла мимо моей проблемы, дотянула бы спустя рукава на удовлетворительных оценках выпускные классы и отправила бы на все четыре стороны.
Кроме учебных факультативов, я была направлена на рисование, а также девчонкам в нашем танцевальном коллективе требовались участницы. Танцевать я особо не любила, не знаю зачем согласилась. Наверное, наперекор себе. Если художник во мне жил с детства, пусть скромный и не гений, всегда любила рисовать, особенно хорошо удавались портреты.
Это были обычные школьные творческие группки. Русские народные ставили часто и конечно вальс. Но мне нравилось. Выкладывалась по полной, разряжалась, отдавая лишнюю негативную энергию, чувствовала себя лучше. Тело выключало мозги. Есть только ты и музыка, ну и твои партнерши. Есть что-то в синхронных движениях. Заставляет зрителей не отрывать взгляда от сцены. С девчонками я поддерживала общий контакт, ни с кем сильно не сближаясь, но и ни с кем не конфликтовала. Приятельницы были, довольно хорошие, но не близкие подруги, которым можно излить душу.
Танцы были неизведанной территорией и я удивилась, когда у меня стало получаться, причем достаточно не плохо. Иногда, пересматривая наши выступления не верила, что эта девушка – я, шел резонанс с восприятием себя как танцовщицы. Но я продолжала этим заниматься и даже после окончания школы поступила на хореографа. Стольких усилий мне стоило уговорить отца дать на это согласие. Не продолжится врачебная династия. Надо было еще одного ребенка рожать, чтобы было больше шансов. Чтобы еще больше не расстраивать родителя решила остаться дома, хотя при универе было общежитие. К тому же, не хотелось оставлять его одного. Итак видимся только вечерами, и то когда у него нет смен. Жизнь понемногу становилась на окрепшие рельсы. Боль от утраты затянулась временем, но не ушла. Мама всегда была в моем сердце. Когда я проходила мимо ее любимых цветов, когда по телевизору шел повтор ее любимого фильма или сериала, когда папа покупал сорт ее любимого кофе, когда по парку гуляли пары мать-дочь. Такая белая грусть, что у меня было столько прекрасных моментов с ней и так горько, что я не смогу ее больше никогда увидеть, только пересматривая семейный альбом, не смогу обнять и поцеловать в щеку, она не придет на мой выпускной, не будет ругать меня за то, что пришла слишком поздно, а ее материнское сердце разрывается и она не может уснуть, не будет просить вымыть посуду, подмести пол и полить цветы на окнах, ведь они совсем завяли…
