Воздух вышибло из лёгких. Она задыхалась от боли и жалости, смотря на полую оболочку, оставшуюся от лисёнка. Это была совсем маленькая кроха — в волчьем королевстве дети с десяти лет начинали ходить в школу. Ей всё ещё полагалось беззаботно резвиться в кругу малышни: играть в салочки на открытом поле с высокой по пояс травой, лазить по ветвистым деревьям и строить замки из песка на берегу речки.
Слёзы размыли страшную картину, стоявшую перед глазами, а из нутра Вэл рвался горестный скулёж. Чем усерднее она пыталась его оборвать, тем громче выла её сопротивляющаяся глотка. Сердце попросту не могло не оплакать ужасную участь несчастного кутёнка.
«Вэл, я могу взять часть твоих эмоций на себя, — предложил Марсель, перекрикивая шум, стоявший у неё в голове. Вернее, не в крике дело. Это скорее вой звучал глуше, в тот момент, когда он говорил. — Мне надо тебя коснуться. Ты не против?»
Вэл не понимала, почему он спрашивал, а не делал: что ему мешало просто схватить её и прекратить эти мучения? Разве не чувствовал, как её душу рвало на части?
Круто развернувшись на пятке, Вэл влетела в него, едва не сбив с ног. И, прижавшись лбом к груди, позволила себя мягко обнять за плечи, наконец-то, чувствуя, как острая боль, способная парализовать дыхание, размыкает свои оковы.
Белладонна
Рикард окончательно захватил власть над её ртом, жадно посасывая то верхнюю, то нижнюю губу. Руки его опустились с талии на ягодицы и теперь беззастенчиво сминали в больших ладонях ткань юбки. Белладонна плавилась от властных прикосновений и с непривычным для неё жаром отвечала на поцелуй, всё глубже погружаясь в пучину головокружительных ощущений. Она не хотела, чтобы этот поцелуй заканчивался, и прекрасно чувствовала бедром, что Рикард тоже не желал останавливаться.
Однако одному из них полагалось обломать обоих. И эту неприятную роль на себя взяла Белладонна, сильно прикусив его нижнюю губу. Он тут же дёрнулся, как от удара, и непонимающе посмотрел на неё пьяными от возбуждения глазами.
— Задание, — прошептала она и медленно, со вкусом слизнула языком выступившую бусинку крови на быстро регенерирующей коже.
Рикард мелко закивал, хмуря брови. Не для неё — для себя. По лицу было видно, как его постепенно накрывало осознание произошедшего. Но к её скрытому облегчению откровенного разочарования не последовало. Больше походило на то, что он активно размышлял, как ему позже с наименьшими затратами продолжить банкет.
Кевин Уилсон давно прошёл мимо них и даже успел присесть на лавку возле Фабиана. Они слышали обрывки их неловкого диалога, словно что-то глушило сигнал. Скорее всего, Уилсон использовал специальную аппаратуру. Перестраховывался? Слишком осторожный для волонтёра, банально не желающего влипнуть в неприятности. Больше походило на привычки серийного убийцы, делающего первые робкие шаги в кровавом ремесле.
Минут через двадцать Уилсон и Фабиан поднялись со скамейки и двинулись вглубь парка. Они с Рикардом последовали за ними на достаточно безопасном расстоянии, чтобы не попасться на слежке. Для поддержки конспирации продолжали касаться друг друга: держались за руки, обнимались. Хотя особой необходимости в этом не было — их цель не спускала взгляда с Фабиана.
— Двигаются на север — мы у них на хвосте, — коротко отчитался Рикард в петличку.
— Продолжайте наблюдение, — в нежном голосе Офиры прорезались командные нотки. — Без острой необходимости не вмешивайтесь. Надо поймать его на горячем.
Они сильно углубились в парк, прежде чем вышли к одноэтажному дому лесника судя по его обветшалому виду, заброшенному не одно десятилетие назад. Сольвикский парк находился на окраине города и примыкал к лесопарковой зоне. Ещё в прошлом столетии на его месте располагалась деревня Сольвик, но мегаполис стремительно разрастался и поглощал мелкие селения, оставляя в памяти о них лишь одноимённые названия: улиц, парков и озёр.
Вполне предсказуемо, Уилсон подвёл Фабиана к дому. После чего быстро огляделся по сторонам — они с Рикардом в тот момент спрятались за высоким кустом лещины, ветки которой ещё не тянули к земле белые ядрышки фундука — и завёл его внутрь.
И пока они огибали дом по кругу, чтобы подойти к нему с той стороны, где была глухая стена без окон. Их агент под прикрытием решил прибегнуть к самозащите: яркая вспышка белого света выстрелила сразу из всех окон, рассекая полумрак густой чащобы будто фонариком.
Ослепляющий луч зацепил не подозревающую о подобной подлости Офиру и на время дезориентировал её. Чисто из профессионального упрямства она продолжала движение вперёд, приглушённо ругаясь, всякий раз, как налетала на куст или корягу.
К тому времени, как старшая по званию прозрела, Рикард и Белладонна уже попали в дом. От голосящего во всю глотку и залезшего на стол Фабиана продолжало исходить лёгкое сияние, как от только что выключенной лампочки. А бессмысленно ползающий на полу с какой-то истеричной суетливостью Уилсон тыкался лицом о ножки кресел, острые углы тумб и облезлые стены.
— Это, что ли, пара… как там её? — Рикард указал пальцем на плетённую из листиков и веточек варежку. Из неё продолжали выползать крупные, с фалангу мужского пальца, насекомые с узловатыми телами и мощными челюстями.
— Парапонера клавата! — взвизгнул Фабиан, стоя на одной ноге как цапля. — Этот жирдяй пытался мою руку туда засунуть! Вцепился мёртвой хваткой, а у самого аж пена на губах пузырится от удовольствия, как у психа! Ну и я короче… обосрался! Шандарахнул по нему световухой. А он возьми и кинь обосанный капкан на пол. А я чё, опять обосрался!..
Белладонна протянула руку и накрыла насекомых куполом, прежде чем они успели расползтись по полу. Их ещё полагалось каким-то образом собрать и доставить в участок, как орудие преступления. Лично она их касаться точно не собиралась. Там помимо жутко токсичного яда — челюсти, что полпальца откусить в состоянии. Её сородич по виду тоже автоматически исключался: он находился под таким глубоким впечатлением от их первой встречи, что в категорической форме не хотел спускаться со стола — Рикарду пришлось на руках его вынести из дома, после того как передал связанного Уилсона временному начальству.
Одна надежда оставалась на более сговорчивых и неприхотливых коллег. Поэтому вполне закономерно, выполнение этой задачи на себя взяла Офира, объявившая, что у носорогов от рождения более толстая кожа, чем у других подвидов оборотней. А ещё она поведала, что абсолютно не боялась насекомых: в южных государствах Мумбреша не выживали те, кто не мог с малолетства адаптироваться к исторически суровой окружающей среде с необузданной по сей день флорой и фауной. Тем более, на её родине водились эти «таракашки». Ей не единожды приходилось вытравливать их из своих теплиц.
Основательно помятый, с разбитым носом и царапиной на лбу, Кевин Уилсон сидел в одиночестве в допросной комнате. Он сжимал в пухлых пальцах бумажный стаканчик и поочерёдно кидал изучающие взгляды на все три стены, которые опоясывали в метре от пола зеркала, видимо, пытаясь угадать, какое среди них являлось односторонним.
