— Задержался у куратора, — сказал староста, набрасываясь на тарелку с борщом. — Теперь ты — мой помощник.
— Круто, — ответил я. — А как хоть его зовут? Ну, куратора нашего.
Гриднев посмотрел на меня с недоумением.
— Амнезия, — пояснил я уже в десятый или сотый раз. — Спасибо дружкам Барского.
— Понятно, — Игорь кивнул и продолжил есть. — Илья Антонович Райнер. Сегодня классный час, вот сам и познакомишься.
После обеда на нас обрушилась математика во всём своём страшном великолепии. Предмет вела древняя старушенция, которая, вдобавок, не была одарённой. Весь урок мы решали задачи по движению дирижаблей и поездов, которые выезжали-вылетали из одних пунктов и далеко не всегда прибывали в другие.
Рукопашный бой традиционно проходил на улице.
Мастер Мерген погнал нас по высыхающей гравийной дорожке, затем отправил на столбы и заставил отжиматься на кулаках. У меня были настолько забиты мышцы, что жить не хотелось. Выдержав все испытания, мы принялись за отработку ударов и блоков. Работали в парах, мне достался Верещагин. Жирдяй пробивал левые и правые крюки, я должен был уклоняться, блокировать, отводить. Затем мы менялись ролями.
Веселье началось практически сразу.
Жиртрест ударил правой в полную силу. Целился мне в челюсть, рассчитывая задавить массой. Я нырнул под летящий кулак и зарядил дурачку локтем в ребро. Без фанатизма, но так, чтобы прочувствовал.
Оплывшая морда Верещагина скривилась.
— Дебил?
— Пасть закрой, — беззлобно ответил я. — Работаем дальше.
Левый крюк блокирую.
Верещагин тестирует двойку, хотя учитель ничего такого не планировал. Только одиночные удары с обозначением. Не полный контакт.
Отвожу, блокирую.
Наказываю идиота хлёстким лоу-киком.
У Верещагина подкашивается нога.
— Аккуратней там! — рявкает Мерген.
Криво ухмыляюсь.
— Ты охренел? — шипит Верещагин.
— Не расслабляйся, жир. Тебе ещё мои удары держать.
— Лев тебя под асфальт закатает.
— А сам не можешь, овечка?
Лицо жирдяя перекосилось от ярости.
Игнорируя все предписания, приспешник Барского набросился на меня с кулаками. Я именно так всё и рассчитал. Пора проучить ещё одну вражину.
Ухожу влево, забыв убрать с дороги Верещагина правую ногу. Толстяк спотыкается, летит на камни и пропахивает мордой истресканную поверхность.
— Стоп! — раздался над самым ухом голос мастера. — Что здесь происходит?
— Он на меня напал, — туша начала подниматься с земли, отряхивая одежду. — Так нельзя, учитель.
— Неправда, — вступилась Регина. — Я видела, Иванов защищался.
— Это правда! — присоединилась к ботаничке Ева. — Верещагин полез в драку.
Раздался нестройный хор голосов. Многие подтвердили правоту Регины. Барский и Кротов возмущались, у них нашлось несколько сторонников — те неудачники, что огребли от меня накануне.
Мерген-оол поднял руку, прекращая затянувшийся спор.
— Демьян получает взыскание. Лично от меня с занесением в протокол. Я меняю спарринг-партнёров.
Озвучив своё решение, мастер указал на тех, кто должен был поменяться в парах. Демьян Верещагин отправился к разминающему шею Гридневу. А напротив меня встала та самая девчонка со взглядом хищницы. Я получил возможность хорошенько её рассмотреть. Стройная, жилистая, гибкая. По виду — лет пятнадцать-шестнадцать. Чёрные волосы собраны в тугой хвост. И волосы эти явно не крашеные, а своего цвета, просто их выпрямили, как мне кажется. Грудь не большая и не маленькая, но уже явно очерчивается. Глаза пронзительно-голубые, почти льдистые.
— Маро, — представилась девчонка, на автомате принимая стойку всадника. — Вдруг ты не помнишь.
— Прямые удары! — гаркнул наставник.
Я чудом успел выставил блок, настолько молниеносно была выброшена рука Маро. При этом девушка обозначала атаку, била не на поражение.
— Неплохо, — улыбнулась Маро.
Второй удар я отвёл, слегка сместив корпус.
— Маро — это грузинское имя.
Девчонка снова ударила.
Я просто перетёк в пустую стойку, сместившись с линии атаки.
— У меня мать — грузинка. Точнее, мегрелка.
Продолжаю блокировать и отводить.
— Тебе нужен спарринг-партнёр, — заявила моя новая знакомая. — Мне тоже.
— Поменялись! — раздался голос мастера.
Наношу удар.
Маро без особых проблем уклоняется.
— Почему я, Маро?
— Выбор невелик. Ты, Барский, Гриднев. Больше никто в этом классе не умеет драться.
Ни один мой удар не достигает цели.
— Что не так с Барским?
— Он просто говнюк.
— А Игорь?
— У нас были разногласия в начале сентября. Ты не помнишь, конечно.
Продолжаю щупать оборону черноволосой, меняя скорость и точки для атаки. Челюсть, корпус, солнечное сплетение. Переносица. Всё отражается, но чаще Маро уходит от моих кулаков, отклоняясь или отводя их мягкими блоками.
— Рёбра ладоней! — командует Мерген.
Теперь уже мне прилетает.
Девчонка права. Бой с тенью, избиение груши или обмотанного соломой столба — это всё хорошо, но без живого соперника не обойтись. Я не могу всё время кого-то убивать на арене, чтобы восстановить форму. И мне придётся пойти на сотрудничество.
— Что с оружием? — поинтересовался я, чуть не получив ребром ладони по шее.
— Владею, — заверила Маро. — Разными видами.
Глаза одноклассницы мне показались… странными. Не в плане цвета или разреза. Речь о том, что на меня смотрела… взрослая женщина. Мимолётное наваждение.
И всё же я спросил:
— Какой у тебя дар?
— Я бес.
— Хочешь сказать, тебе не пятнадцать? — блокирую очередной удар девчонки и одновременно выбрасываю правую руку с выдвинутой костяшкой среднего пальца. Маро плавно отводит, не изменившись в лице.
— По паспорту пятнадцать, — Маро понижает голос. — По общегражданскому.
— А жетон самостоятельности?
— Мои родители живы. Без паспорта нельзя путешествовать.
— И сколько… тебе на самом деле?
— Полторы сотни лет. Извини, если шокировала.
Меня уже ничем не шокировать.
Зато теперь пришло понимание, отчего между Маро и другими гимназистами пролегла зона отчуждения. Мне, например, совершенно не интересны люди, волею судеб оказавшиеся в моём окружении. Они просто дети. Предсказуемы, скучны и слабы. В подавляющем большинстве. А проблема Маро ещё и в том, что одноклассники знают о её даре. Естественно, завидуют. Ненавидят. Потому что страх смерти живёт в каждом из нас. Почти в каждом.
