«Длина ушей составляет одну третью длины лица», – вдруг вспомнилось ему из пропорций, описанных да Винчи в Витрувианском человеке. Он поднял руку вверх, вспоминая с улыбкой уши Марии, в которых она носила забавные сережки в виде цветов с пятью лепестками из серебра, украшенного капельками красного огненного камня, кажется, рубина. Судя по всему, у нее пропорциональное лицо. И не только лицо.
Парень вновь прикусил запястье – от нетерпения. Зачем он вообще к ней полез там, под дождем? Ответ был прост – ему захотелось сделать это, а Смерч привык делать то, что ему хотелось. Даже если это был сиюминутный порыв. Да, ему хотелось ее целовать и наслаждаться ее теплом в этот холодный вечер и ее удивлением одновременно. К тому же рядом с Чипом стало очень светло, как будто бы она действительно на время умела становиться этой своей Клубничной феей.
Из девчонки в его глазах она как-то слишком быстро превратилась самую настоящую деву, правда, строптивую, но очень привлекательную, так и норовящую самым наглым образом очутиться в его фантазиях. Черт, а она бы точно назвала его фантазии больными, как уже однажды это сделала! Ее напористость и уверенность его чертовски заводила.
Улыбнувшись ярким воспоминаниям, парень еще раз позвонил Марии.
Ее телефон почти беззвучно завибрировал рядом с головой, но девушка не расслышала вибрации мобильника, только лишь перевернувшись на другой бок, обняла подушку. В это время ей как раз начали сниться те самые «романтичные и очень личные, чувственные» сны, которые она никак не могла вспомнить на следующее утро. Если бы Дэн знал, что ей снилось, то наверняка, он тут же предложил бы ей сделать сновидение реальностью, мало того, ему бы самому очень захотелось сделать это. Но он ничего не знал, уперто продолжая считать, что Машка не берет трубку, потому что просто не знает, как ей себя теперь вести с ним: как с партнером или как с парнем?
Смерч еще несколько раз проверял, есть ли ответ от затаившегося Чипа. Последний – когда только что вышел из душа, в котором долго стоял под струями горячей воды. Но и тогда, почти через полтора часа, он не увидел от нее ответа. Дэн тряхнул головой, чтобы влажные, кажущиеся сейчас иссиня-черными волосы полукольцами не падали на лоб и не закрывали глаза, потер еще мокрое лицо ладонями, которыми совсем недавно держал лицо объекта своих фантазий – той самой девушки, которая стала ему невероятно нравиться, посмотрел в окно, на темное небо, где мутным желтым пятном выделялась луна, выглянувшая из-за туч. И за пару минут как-то внезапно решил, и что делать с Ником, и как вести себя с Бурундуком – решения всегда приходили к Смерчу быстро и довольно неожиданно, например, в том же душе или когда он брился. А потом, с размаху упав на большую низкую кровать, обзвонил Черри и еще нескольких друзей, которые были способны в это время суток отправиться куда-нибудь, где можно было повеселиться.
Парни, естественно, тут же согласились. Денис вызвал такси и переоделся. Натянув джинсы и застегнув ремень, стоя с футболкой в руке, он вдруг заметил на столе томик лучших произведений эпохи Возрождения и вспомнил вдруг, что мать, когда ей что-то хочется узнать, в шутку гадает по книге – задает вопрос и открывает книгу на любой странице.
– Ну, Мари, почему ты мне не отвечаешь? Я ведь тебе нравлюсь, правда? – чтобы отвлечься от мыслей, он взял в руки книгу и открыл ее где-то посредине. На тонкие, с теснением страницы падал свет фонаря, смешавшись с тусклыми лунными лучами. Попал Дэн не куда-нибудь, а на сонет Петрарки, посвященный возлюбленной Лауре.
Я вижу лук Любви, что вновь натянут.
Но вряд ли беды новые нагрянут —
Страшнее, чем привычная беда:
Царапины не причинят вреда,
А сердце больше стрелы не достанут.
– Good. Я скоро начну, как и Клара, верить в судьбу. – Стихи явно не могли быть отражением объективной реальности.
Ответ Дэна вновь не впечатлил, он поморщился, досадуя на себя, что поддался женской забаве. Отбросив книгу на кровать, он облачился в футболку и стремительно вышел из комнаты. Книга, словно бы желая доказать теорию существования судьбы, злорадно открылась на еще одном сонете Петрарки.
Влюбленные похожи друг на друга,
Когда в обоих жизненная сила
Обители свои переменила.
Заглянувшая утром в комнату сына мать подумала, что Денис вдруг увлекся великим поэтом эпохи Возрождения, как в средних классах, и тихо рассмеялась.
А Смерчинский уже через час находился в одном из лучших клубов города, который, кстати говоря, был главным конкурентом «Алигьери», ни в чем ему не уступая: ни в музыке, ни в блеске, ни в ценах. Он пожимал руки знакомым, пил безалкогольное пиво, смеялся, шутил, перекрикивал гремящий хаус.
Дэнву нужно было освободиться от напряжения – хотя бы с помощью драйва, живущего в ночных заведениях и исходящего от любителей клубной жизни. В потоке цветомузыки и шумных звуков образ Марии умудрялся расплыться, а потом и вовсе исчез.
Они веселись почти до самого утра, отрывались под громкую, бьющую по легким музыку, а потом, когда вся компания подошла к барменской стойке, ему все-таки удалось найти среди гостей девушку, которая внешне напоминала Марию: та же тонкая фигура, те же короткие прямые светлые волосы, те же порывистые движения. Только губы совсем другие, не такие, как у Бурундучка, да и в платье Чипа он никогда не видел, но для чудесной ночи и эта миловидная девочка ему вполне подойдет. Ведь, кажется, он очень ей понравился.
Утром я встала на удивление легко, с ясной головой, хорошим настроением и привкусом клубники на губах. Странно, перед сном же молоко с медом пила. Распахнула я глаза почти в семь часов, даже чуть раньше. Встала, сладко потянулась, как кошка, подошла к окну и сразу заметила, что вокруг все стало немного другим: цвета ярче, вещи объемнее…
«Доброе утро, планета!» – оказалось, огромный яркий плакат, разноцветные буквы которого вобрали в себя всю палитру радуги, всю ночь бережно готовился заботливыми головастиками, ставшими от неясного, смутного пока восторга розово-золотистыми, как вон те рассветные облака на ясном светло-голубом небе, что виднеются мне из окна.
Вдохнув все еще пропитанный влагой воздух полной грудью, я вспомнила, что мне снилось что-то необыкновенное – по ощущениям еще более ласковое, чем… Чем…
Дыхание на секунду перехватило. И тут же вспомнился вчерашний вечер. То, что было во время ливня.
…чем поцелуи Смерча.
Мы не обращали внимания на Ольгу и Никиту, не обращали внимания на дождь, не обращали внимания на ветер и холод, мы вообще ни на что не обращали внимания, мы просто долго-долго и упоенно целовались… Как будто бы нам громовым голосом с неба сообщили, что если мы перестанем делать это, то в мире начнется апокалипсис, а если продолжим, вложив в это все свои тщательно скрываемые эмоции и желания, то всюду воцарится счастье. А так как мы все-таки были Чипом и Дэйлом – глупыми спасателями-бурундуками, то нам пришлось выбрать второе. Потому что они «всегда спешат туда, где ждет беда».
