Мне осталось ждать совсем немного. А пока я могу наслаждаться зрелищем.
Музыку она подобрала ровно такую, какую нужно. Она прекрасно чувствует или знает наизусть все акценты трека, подгадывает под них самые удачные элементы танца.
– Хлоп, – ладонь холеры смачно приземляется на собственную ягодицу, обтянутую черным латексом. – Хлоп, – и вторая её рука делает то же самое, вызывая у меня внутренний спазм.
Сам этого хочу.
Положить её животом на мои колени и выдрать. Отходить по этой упругой заднице, наслаждаясь возмущенным писком. За то лишь, что посмела со мной играть. За то, как жестко меня поимела. И дело ведь даже не в должности…
А потом – содрать с неё трусы и полюбоваться румяными от этой простенькой порки половинками одного роскошного целого.
Все, что происходит сейчас – это почти агония. Агония, каждой секундой которой я наслаждаюсь. То она ближе, то она дальше. То, казалось бы – вот-вот уже закончит со стулом, то снова возвращается за его спинку. Задевает её вершинками лифчика, заставляет меня гадать – напряжены ли сейчас соски, спрятанные под черной блестящей тканью. Откидывается на спину, выгибаясь и сексуально переплетая ноги.
Когда с её задницы наконец-то сползают шорты – я испытываю что-то вроде катарсиса. Господи, как же стринги эти охуенно на ней смотрятся… Как бы слюной не захлебнуться уже сейчас.
Нет. Нельзя. Тем более, что терпеть-то осталось совсем чуть-чуть. Еще чуть-чуть – и она окажется в моей власти.
И точно. Холера небрежно с истинно королевским видом ступает на спинку стула и вместе с ним – оказывается на полу. Отточенный фокус, видно сразу!
Она была бы не собой, если бы не устроила из своего приближения целый спектакль. Извивается на полу так откровенно, будто не ко мне идет, а без члена прямо сейчас умрет. По пути со сладкой и мучительной неторопливостью избавляется от чулок. Которым, наверное, мучительно терять контакт с этой гладкой кожей. Мне бы на их месте точно было бы…
Только после этого холера оказывается настолько близко, что впивается ладонями в мои колени и мягко подтягивается, чтобы опуститься на них.
Она, конечно, намерена продолжать. Но у меня уже почти истлел фитиль терпения.
– Вы обещали не лапать, – шепотом напоминает мне девчонка, когда я стискиваю свои ладони на её ягодицах.
– Да ну, – я удивленно округляю глаза, – скажи, давно ты мне веришь?
От чего совершенно невозможно оторвать глаз – так это от расширенных до предела зрачков. Я почти не вижу радужек.
– Хочешь меня, девочка? – спрашиваю шепотом, сжимая её тело со всем рвущимся наружу голодом.
– Я…
Она не успевает ответить словами. Я впиваюсь в её губы ртом. Пусть отвечает делом. Я понятливый. Разберусь!
– Девочка моя. Моя девочка…
Когда на языке не она – на языке захлебывающийся от предвкушения шепот. А потом – снова она. Губы, язык, шея. Всю её зацеловать, ни единого живого места не оставить…
Под пальцами гладкая кожа и тонкие полоски ткани. Оттягиваю одну из лямочек её трусиков, щелкаю ею по бедру. Слышу, как негодующе пищит возмущенная моими развлечениями девчонка – углубляю поцелуй. А она – когтями скребет по моим голым плечам. Ну ладно, сама напросилась!
Секунды не проходит, как холера оказывается на лопатках на диване. И сверху я. С удовольствием победителя прохожусь ладонями по телу.
Шелковая! Горячая! Упругая. Идеальная моя!
– Вы… Вы… – лепечет она, пытаясь вырваться..
– Уймись, холера, я помню твои расценки, – шепчу, закусывая кожу на её шее. И получаю реакцию сразу же, она со всей силы ударяет ладонями по моей спине.
– Да как вы сме…
Продолжение заглушается моим языком. Господи, сдохнуть же можно уже даже сейчас, когда она возмущенно рычит мне прямо в рот и отталкивает мои руки.
И ногами снова меня обвивает.
С самоопределением у нас проблемы. И хотим, и не хотим.
Ладно!
Пальцы перестают играться с лямочками стринг и бесцеремонно ныряют под черный треугольник тонкой ткани. Девчонка взвизгивает, выгибается от моих пальцев в чуткой зоне. Как будто током её ударило.
– Больно тебе? – смотрю в её лицо неотрывно. Язык горит, требует сейчас же взять штурмом эти пухлые губы.
– Больно тебе? – повторяю жестче. Пальцы близки к тому, чтобы оказаться в ней. Холера болтает головой. Отлично!
– А могла бы сказать “да”, – фыркаю, – я бы тебя отпустил. Понимаешь?
Молчит. Кусает губу. Смотрит на меня зло.
– Понимаешь? – спрашиваю и резко прохожусь пальцами по чутким складкам.
– Да, да, – она это выкрикивает, а я продолжаю мучить её клитор, любуясь каждым воплем, каждым отчаянным звуком, что вырывается из её рта.
– Кричи, кричи, холера. Сегодня ты голос сорвешь.
– Если не сорву – с вас двойная ставка! – паршивка каким-то чудом умудряется это выстонать.
Намек понял, значит, пальцам моим пора оказаться внутри. Чтобы не было сил болтать!
– Ох! – холера так забавно замирает, будто я застукал её на горячем. Ну, да, на горячем. И на мокром.
– Не переживай, – растягиваю губы в улыбке, – я уже понял, что ты меня хочешь. До этого.
Вижу эту тень на её лице. Болезненную, горькую. Ну точно, мы же враги смертельные, она же терпеть меня не может. Терпеть не может, но течет при этом от моих прикосновений по-прежнему. И теперь уже даже я понимаю, что у неё так не со всеми. Со мной. Только со мной. Иначе почему мы приходим вот к этому раз за разом?
– Не думай сейчас ни о чем. Не порти себе удовольствие, – советую, неожиданно ощутив прилив милосердия. Недолгий впрочем. Уже через секунду я начинаю трахать её пальцами, выгоняя из пустой красивой головы все лишние мысли.
Правильно. Вот так, вот так! Гнись, скули, сжимайся вокруг моих пальцев горячим своим нутром. Ты мне с первого раза три оргазма должна. Все испортила своими сюрпризами!
Нет. Не испортила. Удивила. Искусила. Совсем лишила рассудка.
С ума ведь сходил от беспокойства, когда был в ней. Больно ведь было холере моей бесценной. Дрожала, кусалась, терпела через силу. Раскатать её хотел, а сам потом – едва со словами нашелся.
Но сейчас… Все свое верну. С процентами.
В какой-то момент приходится все-таки расстегнуть ремень, сбросить брюки на пол. Потому что член вот вот взорвется от напряжения.
Холера у меня – отчаянная, непуганная. Каждый шаг вперед сейчас – все ей страшно. И когда горячий член прижимается к её животу – она снова пугается. Конечно.
Ничего. Я знаю, как её отвлечь. Снова прижимаюсь ртом к шее, засасываю кожу, закусываю. Черный след от меня останется. Эту ночь паршивка долго не забудет. А когда забудет – подойдет к зеркалу и вспомнит.
