Она всего лишь выдает Катерине одну из своих нокаутирующих мягких улыбок.
– Снежана. Но ты можешь звать меня просто Снежок. Все друзья меня так называют. У тебя есть одежда на смену?
Иногда мне кажется, что Макс взял в жены гребаную выпускницу Хогвартса. Чем еще, как не пророческим даром объяснить этот вопрос?
– Боюсь, что нет, Снежок, – отвечаю за холеру, возвращаю ей должок за влезание в чужие разговоры, – можно сказать, я её практически с улицы, посреди бела дня похитил. Если бы мы поехали еще и чемодан собирать после этого, то мы бы до вас просто не доехали сегодня.
– Понятно, – Снежок кивает, и абсолютно светло, как ни в чем не бывало улыбается снова, – тогда я дам тебе свои, Кать. Ты не возражаешь? А твои в стиралку прям сейчас закинем. Через пару часов сможешь снова их надеть.
Все, кто с недавних пор бывают в гостях у Вознесенского, называют это “Снежной магией” – удивительный талант Снежаны обращать любую бурю в штиль и спокойствие.
Так и моя холера, еще пару минут назад явно принявшая Снежку за свою потенциальную соперницу – дурында мелкая – уже будто зачарованная приветливо улыбается и идет в дом за Снежкой, только один раз на меня оглянувшись.
Я машу ей рукой, ухмыляясь.
Честно говоря, я отчасти надеялся, что Снежок сможет пробиться сквозь толстый панцирь холеры. Потому что… Не могу же я с ней вечно воевать. Это интересно, кто спорит, но ни я, ни она не вытянем долго в таком режиме. А хочется долго. Хочется – вообще без конца.
– Это что, та самая стриптизерша, из “Нуара”? – задумчиво произносит Макс, обнаруживаясь вдруг за моим плечом.
Вот ведь черт!
А я-то думал, что в тот вечер в клубе холеры Макс уже был в ничто. А он даже название той забегаловки запомнил…
24. Тепло и еще теплее
– Нет, нет, не вдоль волокон. Поперек, Катюш.
Да, блин!
– Оно же так не режется!
– Прекрасно режется, смотри!
Мне кажется, что я – как тот Упырь, что сейчас сидит в дверях кухни, вывалив язык, и огромными своими умными глазами смотрит не мигая на кусок чертовой бараньей вырезки, который в тонких эльфийских пальчиках Снежка как будто сам себя разделывает.
Впрочем, Упырь-то смотрит в основном с циничной точки зрения – может, какой-нибудь из кусочков хозяйка случайно на пол уронит?
Мне это без надобности, для меня её работа ножом – как шоу иллюзионистов. Даже если расскажут, откуда что вынули и где что подпилили – повторить не смогу. И даже не откажусь прийти на шоу еще разик. Зрителем!
– Нет, – так и не поняв, как она это делает, откладываю нож подальше, пока сама об него себе харакири случайно не сделала, – я и кухня по гороскопу не сочетаемся. Ни по обычному, ни по китайскому.
– Не говори ерунды, – хозяйка фыркает, – дай тебе батон колбасы и булку хлеба – неужели ты себе бутерброд не соберешь?
– Хлеб вредно, – практично развожу руками я, – а колбасу можно и так съесть. Без хлеба.
– Боже, я представляю эту картину, – Снежок еле заметно улыбается, хотя по голосу слышно – ей действительно очень смешно, – в одной темной-темной общаге, в темной-темной кухне, в темном-темном углу сидит голодная девочка. Она рычит, сверкает глазами, рвет кожуру колбасы зубами и жадно пожирает её нежную мясную плоть…
Мое живое воображение тут же накидало мне эту картиночку эскизиком. Хихикнула, но все-таки включила зануду.
– Я не сказала, что не буду пользоваться ножом. Только что хлеб не буду.
– То есть колбасы кусок ты отрезать сумеешь? – Снежок глянула на меня так, будто уже это было каким-то немыслимым достижением, – значит, с какой стороны за нож браться, знаешь. А чего ты тогда так себя обижаешь сейчас? Не сочетается она с кухней по гороскопу. Придумает же…
– Это я себе еще льщу, – мрачно пробурчала я и опустила взгляд на кусок мяса на моей доске.
Вот Катя, кто тебя тянул за язык?
Зачем, когда Снежок попросила тебя помочь ей по кухне, ты не пошла к раковине мыть посуду, а к столу за ней пошла как сомнамбула и позволила себе даже фартук предложенный надеть. И вот! Позорище, а не гордость курса! Где это видано, чтобы за пятнадцать минут смочь отрезать от куска только три жахлых треугольничка и те – какие-то совершенно кривые и неказистые. У Снежка они чуть ли не равносторонние вообще. Будто у неё не пальцы, а штангенциркули.
– Не напрягайся так, Катюш, – по-свойски советует эта профессиональная мучительница и своим ножом подталкивает ко мне второй, – меньше думай о результате. Поверь мне, в маринаде, под сыром, мужикам вообще будет плевать на то, как ровно у тебя мясо порезано. Лишь бы жевалось. И потому – против волокон, котик.
– Слушай, может, ты за меня замуж выйдешь, а? – мечтательно интересуюсь я и, когда Снежок замирает, опешив, строю дурацкую морду. – А что, готовишь ты отлично, милая – смертельно. К нам если полиция нравов придет, то они на тебя посмотрят, проникнутся твоей милотой и будут до конца жизни ловить только голубей. И тех – чтобы молодоженам было кого в небо запускать.
– Ой нет, – Снежок отчетливо вздрагивает, – давай все-таки без полиции.
– У тебя проблемы с законом? – я заинтересованно навостряю уши. – Ты в розыске? А Максим – он кто? Хакер? Черный риэлтор? Или какой-нибудь бухгалтер на серых схемах? И вы с ним вместе, как Бонни и Клайд? Забираете деньги у богатых и, может быть, иногда, по чуть-чуть отдаете их бедным?
– Нет, Максим просто адвокат по семейному праву, – Снежок косится на меня и покачивает головой, не осуждая, кажется – даже восхищаясь чему-то, – слушай, ты так легко разогналась. Ты случайно детективы не пишешь?
И как-то вдруг разом оказывается, что проще все-таки взять нож и начать пилить им несчастный кусок мяса. А щеки вдруг почему-то горят, как в первый раз, когда мама нашла у меня среди книжек тетрадку с первыми набросками к так и не написанной истории.
Вот как она так метко попала именно в ту точку, на которую нельзя нажимать? Я от многого могла отбрехаться. Но от этого…
– Пишешь? – интереса в голосе Снежаны становится в три раза больше. – И как? Участвуешь в конкурсах? Публикуешься?
Не хочу об этом говорить. Потому что это все – совершенно несерьезно, это все всегда говорили. Даже мама, хотя ей нравились мои рассказы. А сейчас я – стриптизерша. Девочка, которая крутится на пилоне и за брошенную щедро горсть мятых сотен снимет лифчик.
Еще не хватало – быть одной из моих “коллег”, которые периодически пытаются что-то из себя строить и вспоминают, что когда-то учились аж на технологическом. Ну и пусть они с того технологического только и вынесли что три слова – пироксид, усадка, термостойкость. Их хватает, чтобы парень проникся нереальным интеллектом, что прилагается к упругим сиськам и длинным ногам. Больше ведь и не надо. Ей ведь не нужно будет защищать докторскую, когда она на коленях перед ним стоять будет.
