Вернувшись из школы, он почувствовал, что что-то не так. Он переоделся, сделал себе сэндвич и пошел в гостиную посмотреть телевизор — и обнаружил Фрэнсиса, висящего на люстре-канделябре, которая когда-то была гордостью и радостью Фидельмы.
Убийцу его сестры так и не нашли.
21
Джексон
Они остановились у католической церкви, и Джексон поставил две свечи, одну брату, одну сестре. Марли попросила поставить и Фидельме тоже. Passio Christi, confotta me
[125]
Обе сестры Фидельмы тоже умерли от рака, и Джексон молился, чтобы Марли не достался этот ген. У отца Джексона не было ни братьев, ни сестер, так что теперь, когда отец умер, Марли — его единственный кровный родственник в целом свете. Вряд ли у него будут еще дети. Что есть, то есть — одна девочка в розовых джинсах и футболке с надписью «Мальчиков много, времени мало». Интересно, людям, которые придумывают эти футболки, и людям, которые их шьют для девочек размера «восьми-десяти лет», когда-нибудь приходило в голову, что их деятельность, вообще говоря, аморальна? Хотя тем, кто их шьет где-нибудь в филиппинском подвале, скорее всего, самим «восемь-десять лет».
— Пап?
— Да?
— Мы можем поставить свечку для моего хомячка?
— Тебе нужна новая футболка, — ответил Джексон. — «Хомячков много, времени мало».
— Не смешно. Теперь уже домой?
— Нет. Сделаем небольшой крюк. Мне нужно повидать женщину по имени Мэриан Фостер.
— Зачем?
— Просто нужно, и все.
Они свернули на объездную, и тут Джексон почувствовал: что-то не так. Стремительность ощущения застала его врасплох. Только что он был в норме — все болит, ломит и ноет, но все же в норме, — и вдруг резко скакнула вверх температура, и уже через пару секунд он увидел мир таким, каким его, наверное, видят мухи, и начал отключаться. Каждая частица остававшейся в нем энергии была направлена на то, чтобы остановить машину на обочине. Потом — пустота.
Он проснулся в больнице, над ним склонялся Хауэлл.
— Ты что здесь делаешь? — Джексон заметил, что говорит не своим голосом.
— Очевидно, я твой ближайший родственник.
— Ах да, — слабо подтвердил Джексон, — Джози сняла с себя полномочия.
Хауэлл ухмыльнулся:
— Я всегда знал, что в тебе есть черная кровь, Джексон. Кстати, раньше ты не таскал с собой карточку донора органов.
— А теперь вот таскаю. — Джексон с усилием приподнялся и сел. — Хауэлл, меня хотят убить.
Хауэлл счел это шикарной шуткой.
— Не будь параноиком, Джексон, — сказал он, отсмеявшись. — У тебя заражение крови. С зубом нелады случились.
Джексона вдруг охватила паника: о чем он думал?
— Где она, где Марли? С ней все в порядке?
— С ней все хорошо, расслабься.
— Хауэлл, где она?
— На овечьей ферме, — ответил тот.
Почему Марли дала полиции номер Ким Строн? Может, пролистала записную книжку в его мобильнике и подумала, что Ким — свой человек. Может, потому, что та дала ей пять фунтов (Марли та еще штучка). Это Марли позвонила в полицию и вызвала «скорую»? Первый звонок с ее розового, как у Барби, телефона был в службу спасения? Что, если бы ему не удалось остановить машину? Или если бы на обочине в них врезался грузовик? Пожалуй, на овечьей ферме у черта на куличках, в окружении русских гангстеров, его дочь в полной безопасности.
— Сколько я уже здесь? — спросил он у Хауэлла.
— Три дня.
— Три дня. Черт, Джози завтра возвращается, мне нужно отвезти Марли обратно в Кембридж.
— Вот уж не думал, что ты такой подкаблучник, Джексон.
Джексон оставил эту реплику без внимания:
— Джози забирает Марли в Новую Зеландию.
— Ну, это же всего на год, — сказал Хауэлл. — Он пройдет, не успеешь оглянуться.
— Нет, навсегда.
— Ничего подобного, — возразил Хауэлл, — только на год. Спроси у Марли.
— Ах ты, дрянь, — орал Джексон, — твой дружок-кретин едет в Новую Зеландию всего на год по обмену, а ты сказала, что вы уезжаете навсегда!
Джози на другом конце провода произнесла с ленивой хрипотцой что-то неразборчивое — такой голос у нее бывал сразу после оргазма. Если бы она не была в Ардеше, а он — в больнице где-то к югу от Донкастера, он бы точно ее убил. Он сидел на лавочке в больничном дворе, по-прежнему привязанный к капельнице. Люди вокруг начали на него коситься, и он понизил голос:
— Зачем, Джози? Зачем ты соврала мне?
— Потому что ты перегнул палку, Джексон. Забудь все. Забудь меня.
Джексону нестерпимо хотелось курить. Он нащупал языком пустую лунку в десне. Зуб вместе с корнем удалил дантист скорой помощи, пока Джексон пребывал в блаженной отключке. Шерон будет очень недовольна, когда обнаружит, что ее лишили возможности в очередной раз всласть его помучить. Он поймал свое отражение в зеркальной стене и решил, что похож на ходячего раненого из военной хроники.
Он набрал еще один номер:
— Тео?
— Джексон! — Тео был почти счастлив. — Ты где?
— В больнице.
— Опять?
— Да, опять.
Джексон выписался вопреки советам врачей. Они согласились отпустить его, только когда Хауэлл пообещал, что сам отвезет друга сперва в Нортумберленд забрать Марли, а потом домой в Кембридж.
— Вот дела, — сказал Хауэлл, не без труда втиснувшись на водительское сиденье «пунто». — Джексон, ты что, в бабу превратился?
— Случаются вещи и похуже, — ответил тот. — Я сам поведу.
— Нет, не поведешь. — Хауэлл перебрал Джексоновы компакт-диски. — Все еще слушаешь это дерьмо?
— Да.
Хауэлл зашвырнул Тришу, Люсинду, Эммилу и остальных страдалиц на заднее сиденье и поставил диск Марли с Кристиной Агилерой. К тому времени, как альбом Агилеры заиграл по четвертому разу, они уже ехали по А1, приближаясь к чертовым куличкам.
— Ты не обязан этого делать, — сказал Джексон.
— Обязан, обязан, я же твой друг. Кроме того, мне не помешает культурный отпуск — город дремлющих шпилей и все такое.
[126]
— По-моему, это про Оксфорд.
— Один хрен, — отмахнулся Хауэлл. — Кто пытается тебя убить?
