А когда однажды кто-то из наших стал болтать языком,
рассказывая ненужные подробности, Ковач приехал к нему сразу с тремя коллегами.
И болтуну просто отрезали голову. На этом все разговоры завершились раз и
навсегда. По моим предположениям, у Ковача было человек пятьдесят киллеров и в
два раза больше помощников, которых он лично направлял на различные дела,
учитывая сложность задания.
Вот и теперь — раз меня вызвал Ковач, я уже понимал, что
задание очень сложное. Легких дел он мне не поручал — не та квалификация. Зато
деньги за свою работу я тоже получал как «суперпрофессионал», а это уже
кое-что. С Ковачем у меня с первого дня сложились простые, хорошие отношения.
Он меня уважал за Афган. Именно он и придумал мою кличку Левша. За мой левый
протез, которым я так хорошо пользовался. За мое прекрасное алиби.
Мы с ним встречаемся всегда в разных местах. Он сам говорит,
где и куда мне нужно приехать. Его авторитет — закон для всех киллеров. Поэтому
я еду, не раздумывая. Хорошо иметь такого главного «диспетчера», которому можно
доверять выбор места встречи.
На этот раз Ковач какой-то сердитый, недовольный.
Здоровается со мной, едва кивнув головой и показывает на стул рядом с собой.
Этот дом, куда я приехал, видимо, предназначен для сноса, никого нет, везде
холодно и даже нет света. Только лампа горит на столе у Ковача, масляная лампа,
допотопная такая. — Как дела? — спрашивает Ковач по привычке. —
Все в порядке, — отвечаю, — жду мол, что скажешь.
А он нахмурился еще больше и говорит:
— На этот раз очень серьезное дело поручается. Я бы не
брался, но просили такие люди, которые обеспечивают нам все прикрытие. Через
них идут документы, информация. И отказать им я никак не могу.
— Понимаю, — говорю, — не нужно так
драматизировать. Все, что нужно сделаю. Ты только фамилию назови.
— В том-то и дело, — он мне, — что фамилия
очень известная. Это уже не уголовщина, а политика.
— Какая разница, известная или нет, — рассуждаю
я, — мне все едино. Я и так стрелял всегда в известных типов — банкиров,
«авторитетов», «воров в законе», — мне все равно.
— Да нет, — внезапно отвечает он, — в этот
раз не все равно. И произнес фамилию вслух. Мать честная, я хоть и сидел, но
даже подпрыгнул от волнения. Такого действительно в моей практике не было. Его
действительно весь мир знает. — Отказаться можно? — сразу
спрашиваю. — Нельзя. Ты самый лучший наш «стрелок», — лицо у Ковача
какое-то печальное, словно он предчувствует все будущие неприятности.
— Ладно, — решаю я, — раз надо, так надо. А
кто интересно «заказчики»?
— Это не наше дело, — быстро произносит
Ковач, — никогда на эту тему не говори. — Хорошо. А какая оплата?
— Паспорт, — Ковач смотрит на меня очень
пристально, — они дают нам незаполненный паспорт, и ты можешь вписать
любую фамилию. А потом уехать из страны. И еще получишь сверху сто тысяч
долларов.
— Не пойдет, — сразу говорю я, — паспорт мне
их не нужен. Мне уже однажды давали паспорт. Только чудом спасся. В эти игры я
не играю, никуда из страны убегать не собираюсь. — Понимаю.
— А вот денег дают мало. Чего это «заказчики» такие
прижимистые пошли. Это ведь не банкир какои-нибудь, не бандит. Об этом убийстве
во всем мире говорить будут. Может, еще мои портреты, как фотографии Осваяьда,
по всему миру расходиться будут. Нет, на сто тысяч долларов я не
согласен. — А сколько хочешь? — уточняет Ковач. — Триста тысяч.
И хороший карабин. Желательно СКС с оптическим прицелом.
— Насчет денег должен переговорить с ними. А оружие мы
тебе найдем, любое оружие, хоть гранатомет. — Кто его охраняет?
— Пока выясняем. Но, думаю, не дилетанты в любом
случае. Там опытные профессионалы. Они свое дело хорошо знают. Так что тебе
придется туго.
— Это я уже догадался. Ужасно интересно, — снова
не удержался я, — кому могло прийти в голову устранить его таким образом.
Ведь будет скандал. Ковач очень сильно разозлился. — Слушай, Левша, —
сказал он каким-то звенящи голосом, — давай договоримся. Это дело нас
совсем не касается. Ты принял «заказ», быстро исполнил его и все, сматываешь в
сторону. Если хочешь мое мнение, то это будет твое последнее дело, Левша. После
него ты должен рвать когти, завязывать. И так уже ходят нехорошие слухи об
одноруком. О тебе слышали слишком много людей. Пора отправляться тебе на
пенсию. Сделай дело, возьми денег, и будь здоров. И никогда, нигде и никому не
задавай того вопроса, который ты сейчас задал мне. Понятно?
— Значит, даже так. Думаешь, мое последнее дело?
— Убежден. Если начнешь жадничать, работать по мелочам,
тебя вычислят и найдут. Такого свидетеля в живых не оставят. А деньги я тебе
могу хоть завтра привезти, мы тебе всегда доверяли.
— Не надо, — отвечаю, — пусть заплатят. А
твои рекомендации я учту. Может, мне действительно нужно завязывать. —
Место, где жить, у тебя есть? — Да, есть одно местечко. Я купил там
небольшой домик, — даже Ковачу я не буду рассказывать, что у меня под
Ленинградом есть хорошая «обкомовская» дача. Хозяин раньше секретарем
Ленинградского обкома был. Два этажа, семь комнат, все как у людей. Я за нее
сто пятьдесят тысяч отдал в прошлом году. Но, кроме меня, об этом знает только
старик-сторож, живущий на даче. И больше ни одна живая душа. — А баба
хорошая? — он, кажется, не шутит. Тут я молчу. Про мою стерву-жену
рассказывать не хочу. Про валютных девочек тоже не тянет. А про Иру не могу. До
сих пор тяжело вспоминать, хотя уже целый год прошел.
— Нет, — говорю, — бабы у меня нет. Один я
живу, всегда один.
— Это напрасно, — вздыхает Ковач, — баба дом
согревает. Ты только найди спокойную, работящую. И больше ничего не нужно. А
трахаться можно на стороне, денег у тебя, слава Богу, хватает.
— Ищу. Если найдешь такую, скажи, сразу прилечу, —
отвечаю и вижу, как он наконец улыбается.
— Поговорили, — смеется Ковач, — я сегодня
позвоню, попрошу увеличить сумму втрое. Думаю, согласятся. У них просто нет
другого выхода. А ты уже думай, как подобраться к своему «клиенту». Это будет
твой звездный час, пострашнее Афгана.
— Страшнее не будет, — равнодушно бросаю я и тоже
поднимаюсь.
Потом мы с ним выходим по очереди из этого старого дома. У
Ковача старенький «жигуленок», шестой модели. Весь побитый и домятый. Куда он
девает свои деньги, я не знаю. Да и не мое это дело. У меня в Ленинграде стоит
неплохая «девятка». А здесь я теперь на такси езжу или на попутках. Так
удобнее.
XIV
Теперь мне было необходимо узнать об этом человеке все. О
его привычках, о его вкусах, о его выступлениях. Это только кажется, что
политического деятеля легче убить, чем банкира или «авторитета». Он всегда на
виду, среди людей, а они ведь могут затаиться. Ничего в этом нет правильного.
Как раз вечно появляющегося на людях политика охраняют куда лучше и
профессиональнее, чем кого-нибудь из воровской братии.
