Все до сих пор считают, что Освальд не убивал Кеннеди. Там,
мол, была целая организация. Наивные мои, разве может в целой организации не
оказаться ни одного стукача? Ни одного доносчика? Ни одного недовольного? Разве
может быть целая организация в Америке, где не было бы платных агентов полиции
и контрразведки, разве может такая организация вообще существовать. Нет,
Освальду повезло, невероятно повезло. Он умудрился попасть в Кеннеди, который
мчался в открытой машине. Это было просто делом случая, и Освальд сразу стал
известен, как будто вытащил счастливый билет. А вот организация все дело бы и
провалила. Только одиночка мог решиться на такую безумную авантюру и только у
одиночки она могла получиться так трагически совершенна.
Теперь мне предстояло почти повторить его успех. В отличие
от Освальда я, правда, не хочу, чтобы меня застрелил какой-нибудь Джек Руби.
Сделать дело и уйти спокойно, вот два основных компонента нашей профессии.
Можно, конечно, подойти к любому человеку вплотную и просто пристрелить его. И
сразу получить десяток пуль в собственную голову. Или в лучшем случае сначала
тюрьму, а потом уже расстрел. А можно сделать все умнее, тоньше, изящнее. Так,
чтобы не осталось никаких следов.
Вы помните, как убили Улафа Пальме? До сих пор ищут убийцу.
Вот это была работа. Сделал свое дело и сумел скрыться. Только в этом случае
твоя работа имеет право называться удачно выполненным заказом. Только в этом
случае. А сейчас какие киллеры пошли в Москве. Подъезжают на «мерседесах» и
палят изо всех автоматов, пугая женщин и детей. Во-первых, автомат не всегда
полезен, во-вторых, громкая стрельба — показатель бескультурия, а случайные
жертвы просто свидетельство вашей профнепригодности. Вы из маэстро
превращаетесь в слесаря-сантехника. Делайте свое дело аккуратно и деликатно, не
превращайтесь в мясников. Можно заложить бомбу в концертный зал, где сидит ваш
«клиент», или выстрелить гранатометом в окно его дома. Но вы представляете,
сколько случайных людей может погибнуть. А среди них будут женщины и дети?
Кстати сами следователи умеют отличать по почерку наше исполнение от идиотского
подхода малолеток. Профессиональный почерк бывает виден сразу.
Начал я, конечно, с его охраны. Для себя я сразу назвал
своего «клиента» Быком. Очень был похож на такого породистого, откормленного,
упитанного Быка. А вот его охрана мне сразу не понравилась. Особенно их
начальник. Высокий очень ловкий молодой человек, лет тридцати пяти. Нужно было
видеть, как профессионально он шнырял глазами, как успевал все заметить, все
оценить, как он мягко передвигался. Такой будет опасен в первую очередь, —
подумал я. На следующий день я узнал, что он раньше работал в «девятке» КГБ, в
том самом управлении, которое охраняло кремлевских вождей. Значит, я не ошибся.
У парня был явно профессиональный подход к любому мероприятию. Он умел мыслить,
а это было самое важное. Звали его Валерием.
Еще двое ребят постоянно сопровождали моего Быка, видимо,
прикрепленные к нему. Один — здоровый кавказец, чеченец или осетин, не знаю. Но
по его рукам видел, что он, шутя, может переломать человека. Другой такой
вертлявый, юркий, шустрый парень, тоже темненький, скорее молдаванин или
украинец. Правда, позже я узнал, что он из Николаева и зовут его Юрой, а вот
осетина звали Иса. Эти трое были моими главными противниками в предстоящей
операции. Они все время были рядом с Быком, очень плотно его прикрывали, давая
указания остальным членам команды охранников.
Именно «команды». Я потом посчитал, что во время выездов
Быка на митинги его охраняли два-три десятка людей. Не считая милиции и агентов
ФСК. Но все равно эти трое были самыми главными в предстоящей схватке. Только у
меня было небольшое преимущество — я знал их, а они меня нет. И вот на этом я
должен был вырабатывать свою стратегию.
Нужно было послушать Быка, когда он говорил, ярко,
убедительно, доходчиво. Все было понятно. Но я вспоминал голодных старушек в
деревнях, нищих на улицах, своих раненых товарищей по госпиталю и не верил ему.
Или, вернее, почти не верил ему. Властям я вообще давно не верю. Эти просто
прохвосты. Обещали демократию, а сами разграбили и развалили государство. Таких
вообще давить надо, как тараканов, чтобы другим неповадно было.
Не люблю я политиков. Сначала они нас в Афган бросили,
кричали, доказывали, что мы выполняем свой интернациональный долг. Ладно,
выполняем, значит, так нужно. Потом они же нас и предали, заставив уходить из
Афгана, доказывая, что ввод войск был серьезною политической ошибкой и теперь
мы будем друзьями с афганцами. Выкуси. Опять обманули. Афганцы, как пчелы,
полетели за нами и жалят теперь уже на наших границах. Так нам и нужно. Не надо
было слушать политиков.
А когда Горбачев объявил о введении трезвости? У нас в
Афгане, зимой восемьдесят шестого рейд проводили по линии… общества трезвости.
Зимой! В армии! Так у нас даже положенные сто граммов отбирали, а замполит
полка ходил по рядам и лично проверял, заставляя дыхнуть в его сторону. Может,
он так кайф получал, вдыхая спиртные пары? И еще по рублю собирали для этого
самого общества.
А потом политики сказали, что вообще нужно разделить
Советский Союз. И мы опять послушно пошли за ними. Ельцина я не виню. Он мужик
рисковый, ему Горбачева гнать нужно было, а другого выхода у него не было. Но
вот Кравчук — дело другое. Этот стервец сознательно все рушил. Самостийна
Украина. Если бы тогда имел хорошую винтовку, лично пристрелил бы гада. Моя
теща, мать моей поганки, живет в Киеве. Так теперь мой сын должен ехать к
бабушке за границу. Хорошо еще без визы.
Наконец политики стали натравливать нас друг на друга,
доказывая, что их народ самый лучший, самый красивый и самый умный. И пошла
война гулять по нашим городам. Я, положим, тоже не люблю всех черномазых
кавказцев, евреев, армяшек, но я ведь их не стреляю. Я к ним по-человечески
отношусь, понимаю, что они тоже люди.
Чего говорить — сами знаете, что у нас в стране творится.
Поэтому, слушая своего Быка, я сразу примечал, — где он
врет, а где говорит искренне. Это заметно, для этого особых институтов кончать
не нужно. Просто, народ наш, замордованный и забитый уже ничего не видит. Ему,
что Бык, что Осел — все едино. Хуже уже не будет. Вот они на все рукой и
махнули.
Домой мой «клиент» возвращался всегда поздно ночью. Я его
подъезд хорошо осмотрел. Там, правда, был милиционер во дворе, но на меня
никакого внимания не обратил. Я ведь инвалид. А что может сделать инвалид
такому Быку? Конечно, ничего. Но подъезд мне не понравился. Ярко освещенный,
все двери близко расположены к лестнице — все слышно. Здесь даже громко
разговаривать нельзя, сразу услышат. Неприятный домик у этого Быка, пойдем
дальше.
Побывал я у него на работе. Там была более творческая
атмосфера. Все куда-то спешат, бегут, суетятся. Кроме, его приемной. Там сидит
такая проницательная стервочка и двое громил. Даже заходить не нужно, сразу
вылетишь. Я видел, как они выставляли одного назойливого мужика и решил не
рисковать. Правда, по коридорам добросовестно прошелся. Есть там несколько
интересных мест, но мне было нужно одно-единственное, а такого там не было.
Остается парламент, куда он довольно часто ездит. Вот это место мне нравилось
гораздо больше. Здание парламента было переоборудовано из бывшего министерства.
Раньше там был, кажется, Госплан, а теперь написано, что Государственная дума.
Надо же как торжественно. Стоило почти сто лет идти куда-то, чтобы потом
вернуться к тому, что было. И куда мы шли? И зачем? Неужели правда верили, что
построим светлое будущее? Сейчас быстро все забывать стали, но действительно
верили. Разве я без этой веры пошел бы в офицеры? Разве подал бы рапорт о
переводе в Афган. А потом все, разрушили нашу веру, вываляли в дерьме и нам же
на шею и повесили. Нате вам, ешьте свои идеалы. Хорошо мне несчастному, я все
понял там, на войне. Но как быть молодым ребятам, только вступающим в жизнь.
Они-то в чем виноваты за свою страну?
