— Признаться, я был удивлён, когда Наталья мне сказала, что одна юная леди хочет со мной пообщаться. Но когда я узнал, где вы работаете, сам заинтересовался нашей встречей, — произнес он. — Как там замок?
— Замок стоит. И простоит, я думаю, еще долго. Новый хозяин сделал ремонт, аккуратно и сохраняя исторический вид.
— Наслышан. Теперь там отель с мистическим уклоном, а гости участвуют в квесте. Вы кем там работаете?
— Я гадалка. Развлекаю постояльцев.
Вениамин недоверчиво на меня посмотрел и неожиданно спросил:
— Актриса?
— Вы угадали, у меня театральное образование, — решила я не врать, — но у меня, как оказалось, есть и другие таланты, кроме актёрских.
— То есть предсказанное вами сбывается?
— Про будущее — еще не знаю. А вот про прошлое и настоящее — тут всегда в точку.
— Что ж, и мне погадать сможете? — усмехнулся он.
— Конечно, — я тут же полезла в сумку и достала прабабушкину колоду. Начала ее тасовать. Историк уставился на карты в моих руках и вдруг произнес:
— Стойте, — я замерла, — позвольте взглянуть.
Я протянула мужчине ладонь с колодой, но Вениамин Андреевич не стал ее трогать, лишь наклонился, приподняв свои очки, и пристально рассмотрел рубашку карт.
— Интересно, — он отодвинулся обратно, поправляя очки, посмотрел на меня в упор, словно оценивая, — это древний и, я даже сказал бы, тайный сакральный символ, означающий извечную борьбу добра со злом. Признаться, я давно его не видел. Откуда у вас эти карты?
— Они достались мне от прабабушки. Она не только гадала на картах, но и была знахаркой, соседи немного опасались ее, считали ведьмой, — ответила я и продолжила тасовать карты.
— Не надо мне гадать, — вновь остановил меня Вениамин Андреевич, — про свое прошлое и настоящее я все знаю. А про будущее знать не хочу.
Настаивать я не стала и молча убрала колоду обратно в сумку. Чайник уже вскипел, Вениамин поднялся, чтобы разлить кипяток по кружкам, а меня попросил разрезать торт.
Когда чай уже заваривался, а торт лежал кусочками по нашим тарелкам, историк присел обратно и спросил:
— О чем именно вы хотели поговорить?
— О графе Урусове, конечно. В интернете информации о нем очень мало. Я нашла статью одного историка…
— Это Сашки Шишкова? — перебил меня Вениамин. — Он не историк, он дилетант-публицист!
Глава 59
Фамилию автора статьи я, признаться честно, не запомнила. Но так как она была одна, то, скорее всего, Вениамин Андреевич именно про ее автора сейчас и говорил.
— Почему дилетант-публицист? — поинтересовалась я.
— Потому что. Думает, что пишет об общественно важном. Но при этом в своей статье про графа Урусова он половину не договорил, а все остальное приукрасил.
— А можно подробней?
— Конечно, — возбуждено кивнул историк, отломил кусок торта, съел и запил чаем. — Во-первых, Шишков сделал слишком жирный акцент на том, что Григорий Урусов был колдуном. Да, его таковым считали, поговаривали, что он занимался алхимией. Ну никак не из-за того, что он пользовался популярностью у противоположного пола. Там не было никакой магии. Граф обладал феноменальным музыкальным слухом, играл на многих инструментах. Услышав мелодию всего один раз, он с лёгкостью мог повторить каждую ноту. Еще и пел, правда, голос у него был посредственным. Также он писал стихи, обладал тонким чувством юмора, был воспитан и вежлив. Дамы того времени устоять перед таким не могли. Вот и весь секрет.
— Женат граф не был, — подметила я.
— Да, у него была печальная история первой любви.
— С француженкой Фуа?
Вениамин Андреевич посмотрел на меня чуть настороженно.
— Откуда вы знаете?
— Мне на днях дали почитать книгу, на обложке изображен замок Урусова, а в самой книге история графа Григория и мадемуазель Фуа. Называется "Sa Foi".
— "Его Вера", — закивал историк, — переводится так. Эту книгу и серию подобных историй любви написал мой преподаватель, Леонид Волков.
— Как тесен мир, — улыбнулась я.
— Да, тоже часто удивляюсь… Это из-за него я проникся к графу Урусову и сделал историю его жизни темой своей диссертации…
— Наташа мне рассказала, — кивнула я.
— Ох, знали бы вы, с каким негодованием к ней отнеслась комиссия. Мою работу посчитали скорее художественным вымыслом, нежели биографией. Если бы не Волков, который меня отстаивал, не видать мне удовлетворительной оценки. Но зато мою работу оценили после… Правда, заметно позже, лет пять назад. Ко мне стали поступать приглашения почитать лекции в школах, в институтах, даже один раз я в местной тюрьме побывал. А затем на меня вышел владелец фирмы, организовывающий экскурсии, я почти год был гидом, мы с туристами приезжали к резиденции Урусова, и я рассказывал про жизнь графа, пока у замка не появился новый хозяин, — Вениамин повертел в руках ложку. — А когда я писал диссертацию, знаете, сколько недель я дневал и ночевал в библиотеке, выискивая любую информацию о графе? Ее действительно было очень мало. Но мне повезло, я смог найти мемуары графини Милославской. Вот оттуда я и почерпнул большую часть информации, — Вениамин доел свой кусок рта, я же пока только пила чай. И ждала в надежде, что историк сейчас продолжит. Он глотнул чая и заговорил: — Графиня Милославская была одной из любовниц графа. Причем на тот момент уже замужней. Она родила ребенка от Урусова, в мемуарах графиня призналась. Однако ребенок носил фамилию мужа графини и был одним из его самых любимых сыновей. Я, кстати, нашел его потомка, хотел встретиться в надежде, что он может что-то знать про своего предка. Но мужчина отказал мне во встрече. Других потомков отследить мне не удалось. Но поверьте, их было достаточно. Не признавал своих детей Григорий потому, что был практически уверен — его любовь и привязанность несут смерть, — историк печально вздохнул. — Ну и было кое-что еще. Однажды Урусов рассказал графине историю своего рождения. Его родители отправились в путешествие, ехали они на Восток, но прервали — мать Григория уже была на седьмом месяце беременности, и в дороге у нее начались преждевременные роды. Граф Урусов появился на свет в небольшом поселении, что стояло на реке Воль. Так что Григорий был Вольным от рождения — такая кличка за ним закрепилась. И никакого волшебства. Судьба, характер, самовнушение. Через какое-то время родители погибли, как и почему — неизвестно. Григория воспитывала тетя, о которой он отзывался, мягко говоря, не очень. И едва он достиг нужного возраста, получил наследство и сбежал от тётки на юг.
— В статье Шишкова как раз говорилось, что граф тяготел ко всему восточному, — вспомнила я. — И про театр что-то.
— Вы сейчас, сами того не зная, попали в точку, — улыбнулся историк, — потому как и восток, и театр в жизни Урусова были тесно связаны. А Шишков лишь упомянул и то, и другое по отдельности. После смерти Фуа граф долго копался в себе и вдруг решил, что ему просто необходимо закончить начатое его родителями. Он отправился на Восток. В Китай, из Китая в Японию. Страной восходящего солнца граф был просто очарован. Традиции, культура, искусство. Особенно Григория впечатлил один японский театр. Назывался он забавно и коротко — "но", — я задумчиво нахмурилась, ведь даже я о таком театре слышала впервые. Но при этом пальцы на моих руках неожиданно похолодели.
