Мы вместе с Гришей спустились по ступенькам и медленно пошли к парковке.
— И я скоро уезжаю. Вот сегодня отработал последний день, — сообщил мне Гриша.
— И далеко ты уезжаешь? — удивилась я.
— Друг в Питере фирму открыл, звал к себе. Но вот я и решился. Здесь меня никто и ничто не держит.
— А мама? Брат?
— Ты же знаешь, наши с ними отношения натянутые. Особенно сильно такими они стали, когда я во время вашего развода встал на твою сторону. Так что, думаю, пора мне уезжать.
— Надеюсь на новом месте у тебя начнётся новая жизнь, — улыбнулась я, останавливаясь возле своей машины.
— Надеюсь, — улыбнулся Гришка в ответ. — Всего хорошего, Ульяна. Счастья тебе и женского и материнского. Ещё я надеюсь, что зла на меня ты не держишь.
— Не держу, — снова улыбнулась и, в подтверждение своих слов, даже чмокнула Гришу в щеку.
Едва я переступила порог квартиры, как мне позвонила Юля.
— Ульянка, выручай! — звонко раздался голос сестры в трубке. — Я сейчас мчусь за Маруськой, а потом мне срочно надо быть на другом конце города, постоянная клиентка вызывает. Можно Маруся с тобой побудет?
— Конечно, привози, — дала я добро.
— Спасибо, спасибо, меньше чем через час буду!
Я сбросила звонок и устало прошла в спальню. Переоделась в уютные леггинсы и в укороченный топ. Затем направилась на кухню, посмотреть чем мне лучше накормить племянницу. А пока изучала холодильник, сама есть захотела. Только вот достала ни суп или котлеты, а баночку варёной сгущёнки. Боже, как же это вкусно! Я уже месяц слезть с неё не могла. Причём сгущёнку варила сама, как дедушка мне в детстве.
Вооружившись ложкой, я сунула её в банку и с наслаждением, смакуя, начала есть, одновременно медленно перебирая ногами и двигаясь в сторону гостиной. Туда я уже купила диван, на котором лежал и ждал меня бабушкин плед.
Но до гостиной дойти я не успела — в квартире раздалась трель дверного замка.
Чего-то быстро Юлька с Марусей…
Я распахнула дверь, совсем не думая и ничего необычного не ожидая.
Только вот за дверью были ни сестра с племянницей.
На пороге моей квартиры стоял Никита. С дорожной сумкой в руках и с рюкзаком на плече.
Я думала, что так бывает только в фильмах, но — я рот от удивления открыла и замерла, держа ложку и банку со сгущёнкой на уровне груди.
— Привет, — осторожно произнес Никита и попытался улыбнуться.
А я попыталась прикрыть живот. Однако этот мой жест лишь заставил мужчину посмотреть на мою естественную и нежную округлость.
Никита смотрел долго, сперва хмурился, но ни зло, а задумчиво, а затем выдал:
— Мой?
— Твой, — выдохнула я, опуская руки. — Проходи.
Никита переступил порог, поставил сумку и рюкзак у стены и застыл в прихожей, пристально меня рассматривая: лицо, шею, грудь и снова живот. Последнее рассматривал долго.
— Почему не сказала? — без упрёка спросил Никита. А я вдруг шмыгнула носом, чувствуя как глаза наполняется влагой.
Я была безумно рада его видеть. И кажется, до конца своим глазам не верила.
— Я узнала уже когда ты уехал, — чуть ли не шепотом ответила я. — Не хотела, чтобы ты возвращался только из-за ребёнка. А ещё боялась, что даже по этой причине ты возвращаться не захочешь.
— Глупая, — мило улыбнулся он и сделал шаг ко мне. Аккуратно коснулся плеча, словно боялся, что я оттолкну.
— Пойдем на кухню, — предложила я. Никита быстро разулся, снял куртку и пошёл за мной по узком коридорчику. Он сел за стол, я поставила банку со сгущёнкой на столешницу и включила чайник. — Так почему ты приехал? — отстраненно спросила я, оборачиваясь. Ну а вдруг мама нашла как с ним связаться? Она такое может. Или Карина?
— Понял, что мне тяжело…
— Понимаю. Другая страна, другой менталитет, правила, законы..
— Нет. Что мне без тебя тяжело. Я как-то утром проснулся и мне вдруг показалось, что ты рядом. Даже запах духов твоих почувствовал. А тебя рядом нет. И так хреново мне стало. А дальше — хуже. Ты мне каждую ночь снилась. Звала, манила к себе…
— Ты перестал писать и звонить, — капризно напомнила я. Никита виновато рассказал:
— Мы с новыми коллегами пошли однажды вечером в пабе посидет и там я потерял телефон. Все контакты, считай, испарились. А когда я их все же восстановил, я звонил тебе, но ты не ответила… Я подумал, все, обиделась. Начал искать тебя в соцсетях, но не нашёл ни одной похожей на тебя Владимировой Ульяны.
— Потому что я Анисимова, — хмыкнула я, вытирая ладонью глаза. — И надолго ты приехал?
— Навсегда. Я отработал пять месяцев, а должен был шесть, по контракту, но я все же пришёл к начальству и сказал, что хочу вернуться на Родину. Что меня тянет домой. Что моя работа позволяет мне жить там, где мне удобно. Они пошли мне на встречу. Мы заключили новый контракт, я продолжаю на них работать… — Он вздохнул, медленно и глубоко и, посмотрев мне в глаза, искренне сказал: — Я очень скучал. Ни по кому и никогда я так не скучал.
Как же мне было приятно слышать такое! Радостное сердце билось в груди.
— Я все понимаю. Я как снег на голову. Припёрся, не предупредил, у тебя, может, другая жизнь. Но, как только я сошёл с трапа самолёта — захотел приехать к тебе. Увидеть… Если можешь, прости. Позволь мне стать частью твоей жизни. И… позволь принимать участие в ее жизни, — он кивнул на животик.
— В ее? — зацепилась за это местоимение.
— Да? Я так сказал? Вырвалось, — он засмеялся. — Просто я всегда мечтал о дочке.
У меня слезы застыли в глазах, но я их проглотила и выдала:
— Что ж, твоя эта мечта сбудется. У нас будет девочка, я только вчера узнала.
— Серьезно? — обрадовался он, резко встал и, протянув ладонь, с осторожностью коснулся моего живота. И там внутри наше маленькое чудо отозвалось — толкнулось.
— Ты видела? — с детской радостью произнес Никита.
— Я почувствовала, — улыбнулась я и от избытка чувств меня чуть качнуло, голову повело. Я тут же оказалась в крепких мужских объятиях.
Это было первое ощутимое шевеление малышки.
Она… Почувствовала папу?
Дала знак, что у нас есть шанс?
Эпилог
Необычные ощущения…
Я уже ничего не чувствовала. Словно и не было этих десяти, не скажу что очень мучительных, но трудных часов… Так спокойно и умиротворенно мне сейчас, несмотря на громкий плач ребёнка.
Моего ребёнка. Которого почти сразу положили мне на грудь.
Три пятьсот. Пятьдесят один сантиметр. Без осложнений, без патологий… Живой. Здоровенький. Так проникновенно плачущий.
