Можно попробовать сбежать. Прислушаться, когда Юрасик подходит к двери, дёрнуть ее неожиданно… Но что потом? Куда бежать? Я не знаю, где именно нахожусь. И я не уверена, что Юра один сейчас в доме.
Алешка нализывает мне щеки, лежа со мной на кровати.
Мой маленький зверь. Моя отдушина. Эти крохотные глазки, этот кожаный нос… не знаю, почему я так прониклась к нему, влюбилась в него. По-настоящему, навсегда. Правы те, кто говорят, что животные могут заменить детей тем, у кого их нет. Алешка смог. Его преданность, неподдельная, искренняя, необходимость во мне, мое чувство ответственности… Экзюпери тоже был прав. Мы в ответе. Я в ответе.
Сильно прижимаю Алешку, он даже скулит от такого проявления любви, но не брыкается. Он знает, что мне нужен не меньше, чем я ему. Кошка привыкает к дому, собака к хозяину. Наверное, поэтому я никогда не любила кошек. Потому что, отчасти, сама кошка. Собакой мне не быть, хоть Борька этого так сильно жаждет. Он думает, что можно заставить. Нет, нельзя. Он думает, что можно влюбить… может быть. Но не тем методом, который мой пасынок выбрал.
Я сбегу. Я избавлюсь от Борьки, как от той путы, что была на моей ноге. Боря сам не понял, что засветил мне карты в игре, в которой собирался выиграть. Просто мы играем в разные настольные игры. В моем случае это поддавки. В моем случае выигрывает тот, кто видит на несколько ходов вперед.
Улыбаясь от своих мыслей, я засыпаю, хоть солнце еще над горизонтом. Летний день долгий. А я устала.
Проснувшись, включаю телевизор. Но Алешка просит с ним поиграть. Жаль, что нечем. Встаю, хожу по комнате, заглядывая в каждый ящичек, на каждую полочку. Тщательно, скрупулёзно… и нахожу то, чего найти совсем не собиралась. Фотографию, сделанную на палароид. На ней изображены четверо: двое взрослых, мужчина и женщина, и двое однополых детей. Узнаю в мужчине Игоря, надо же, он почти не изменился, а судя по фото, прошло много лет… на обратной стороне есть надпись от руки, год и месяц. Двадцать лет прошло…
Эта фотография здесь, в этом доме, явно не случайно. Пытаюсь вспомнить, какой из домов мужа самый старый, в котором он мог жить со своей первой женой. Вспоминаю и смотрю при этом на детей на фотографии. Они здесь так похожи… сколько у них разница? Лет в пять? Надо же. Как они изменились со временем. Так мало общего стало сейчас. Младший больше похож на Игоря, почти точная копия… на второго ребенка я старательно не смотрю, изучаю лицо первой жены моего мужа… блядь! Сколько общего у них…
Убираю фотографию обратно, закрываю ящик. Алешка крутится рядом, все так же зазывая с ним поиграть. Качаю головой, и мой зверь меня понимает. Отходит, подбегает к двери и начинает гавкать. И в этот момент дверь открывается. Юрасик все так же молча забирает собаку. А спустя пару минут вновь возвращается, заталкивая в комнату столик на колёсах. Мне принесли завтрак.
Забрав уже пустой столик, Алешку мне возвращает. Так же повторяется вечером. Еда отдельно — собака отдельно.
Этот день подходит к концу. Он прошёл без Борьки, с одной стороны, это хорошо. А с другой… Он дает мне отдохнуть от себя. Не по доброте душевной, а потому что у меня "эти" дни. Которые, кстати, закончились уже. Но Борьке об этом лучше не знать. Пусть думает, что еще два дня.
Утром меня будит гроза. Она холодным ветром влетает через форточку. Потом проникает звуками: раскатами, шумом дождя, бьющего по крыше. Дом двухэтажный, иначе я бы слышала все не так.
Привычно уже появляется Юра, привычно забирает Алешку, приносит еду. Но вот Алешка возвращается ко мне не один. Его на руках приносит Борька.
— Как дела, Крис? Соскучилась?
Ага, очень.
— Конечно, — произношу я вслух, заметив в Борькиных руках не только Алешку. Еще и пакет.
— Я привез тебе кое-что… для восточного танца, — говорит Боря, подходя к кровати. Алешка спрыгивает с его рук, устраивается на моих коленях. — Жду не дождусь завтра, когда ты мне станцуешь.
Хмурюсь. Думаю: почему завтра?
Но тут же сама догадываюсь. Догадываюсь, чем после танца со мной хочет заняться Борька.
34
— Посмотри, — просит Боря, протягивая мне пакет.
Беру, равнодушно лезу в пакет, достаю сначала упакованный наряд: золотой лиф, золотой пояс, алая юбка с разрезами и такого же цвета платок на голову. Но пакет еще не пуст — на дне лежит косметичка и коробка. Когда я достаю последнее, глаза у Борьки начинают блестеть… бля, надеюсь там не очередная хрень из секс-шопа.
Открываю. А там, твою мать, украшения, вот зачем они мне? Браслеты, серьги, браслетов много. Не бижутерия, все золотое.
— Я покупал тебе это все с каждым выигрышем в карты, — произносит Борька приторно ласково. Довольно. Понимаю, он ждет от меня реакции. Восторга? А чему восторгаться?
Но я стараюсь, изображаю, что рада, что мне нравится. Но благодарность вот не получается совсем, поэтому я пытаюсь выразить ее вслух:
— Спасибо.
Пасынок улыбается, достаёт из коробки браслет с красными камнями, берет меня за руку и не с первой попытки, но все же застегивает украшение на моем запястье:
— Это было первым. Почти полгода он ждал, чтобы оказаться на тебе, — говорит Боря. — Я ждал больше.
Рассматриваю браслет, вытянув руку. Красиво, бесспорно, но мне хочется его снять, как чужое, не мое. Нахрен не нужное.
— Спасибо.
Опускаю руку, собираюсь снять браслет, но Боря меня останавливает.
— Я все для тебя сделаю, — шепчет он, — все, что хочешь — все будет. Только будь со мной. Ты мне нужна.
Хорошие слова. Готова поспорить — любая хотела бы их услышать. Но не я. Но не от Бори. Он целует меня сначала в ладонь, потом пододвигается и целует в губы, влажно, проникая языком… Понимаю — не хочу я всего этого. Его не хочу. И это никогда не изменится, что бы Боря ни говорил, что бы ни делал, как бы ни проявлял свои чувства. Ненастоящие они. Придумал. Да и после всего. Да и держит меня здесь, возле себя, все еще на привязи…Но надо перетерпеть. Так все равно лучше, чем было.
Борька уходит. Дверь запирается, а я иду в ванную, прихватив костюм. Принимаю быстрый душ, а потом примеряю наряд…
Он мне как раз, сидит прям идеально. Открытый в меру, сексуальный по-женственному. Яркий, притягивающий глаз… украшенный бисером и стразами по лифу и поясу, еще на поясе висюльки, которые тоже будут двигаться от движений…
В подобном я хотела станцевать для другого человека. А придется для Борьки.
Смотрю на свое отражение и начинаю извиваться под тут же зазвучавшую в голове музыку.
Бездумно, без эмоций, танцую как работаю. Завтра надо по-другому. Пусть сукин сын порадуется.
Приходит вечер. За ним ночь. А после утро. Просыпаюсь разбитая. Без желания.
Алешку забирают и долго не возвращают. Маюсь от ожидания, от предвкушения вечера. Как вдруг в дверь стучат. Странно, думаю, зачем стучать, если я открыть не могу? Но здесь я вижу, как под дверь подсовывают записку.
