Ухожу, не прощаясь. Спускаюсь по ступенькам подъезда, слушая запись. Все хорошо слышно… Дам ее Демьяну. Хочу, чтобы он услышал, чтобы он, твою мать, узнал, как все было.
— Нормально все? — интересуется Костя, когда я сажусь в машину.
— Все отлично.
— А кто эта Анна?
— Тварь одна, испортившая мне жизнь.
Мы возвращаемся домой. Демьяна все еще нет. Он появляется ближе к вечеру, в тот момент, когда мы с Костей только заканчиваем ужинать. Расстроенный какой-то. Здоровается с нами через не хочу, а потом заявляет, что завтра надо съездить к адвокату. В надежде, что может он что-то знает.
Костя уходит. Демьян тоже собирается подняться к себе.
— Подожди, — прошу я и подхожу. Протягиваю ему телефон: — Послушай запись на диктофоне. Она тут одна.
— Зачем?
— Надо, Демьян, пожалуйста.
Хмурится, но я настойчива, и он берет телефон. Идет с ним к себе, а я вывожу Алешку на вечернюю прогулку.
Сегодня вечером прохладно. Я обнимаю себя на плечи, прохаживаясь по участку. Потом, открыв калитку, выхожу на улицу, иду, Алешка бегает рядом. Ни о чем не думаю. Стараюсь не думать. Но воображение упрямо рисует картину, как Демьян слушает запись… ну а что потом — не знаю. Моему сознанию эта картинка не подвластна.
Я слишком далеко дошла. Почувствовав, что замерзла, у поворота разворачиваюсь обратно. Прогулка занимает чуть больше времени, чем я думала.
Мы заходим на участок. И я удивляюсь, увидев Демьяна. Он вынес на крыльцо два стула, сидит в одном, держа в руках наполовину полный стакан… Полный, да я оптимистка.
— Садись, — просит он.
— Только собаку накормлю и кофту накину.
Он кивает, я иду в дом. Насыпаю Алешке корм, поднимаюсь за кофтой и возвращаюсь. Все делаю быстро. А внутри все дрожит. Не знаю, чего именно я ожидаю, но…
— Кристина, — останавливает меня Костин голос. Он стоит у кухни. — Демьян Игоревич спрашивал у меня, куда мы сегодня ездили. Я рассказал ему. И про то, что ты просила найти ту женщину.
— Хорошо, — киваю я и выхожу.
Демьян в момент моего появления на крыльце наливает из квадратной бутылки виски в стакан. Я сажусь на пустой стул, Демьян протягивает мне налитое. Беру и тут же делаю глоток. Возвращаю ёмкость.
— Послушал? — киваю я на телефон, который лежит на перилах.
— Да.
— Теперь веришь?
Он резко смотрит на меня.
— Наверно… мне стоит извиниться, — говорит вдруг.
— И за что же?
— За то, что не поговорил тогда с тобой, — он глотает виски, вертит стакан в руках. — Мне жаль, что все так получилось.
Я молчу. Я жду, что он скажет дальше.
— Черт, я разучился извиняться. Мне трудно, — хмыкает он. — Но меня же тоже можно понять в той ситуации?
— Можно. Хоть это и трудно, но можно.
Он вновь протягивает мне стакан, я принимаю, пью, а Демьян берет и заявляет:
— Учитывая, что ты сделала потом…
Вот тут я удивляюсь.
— И что я сделала?
— Нашла моего отца, вышла за него…
— С твоим отцом я познакомилась случайно, — говорю, понимая, что сейчас можно. Нет, не добить, а рассказать уже все. — Он пришел на благотворительный вечер. Если тебе опять нужны свидетели — у меня есть. Директор школы танцев, в которой я работала. Это она нас познакомила. Мы пообщались, обменялись контактами. Игорь мне понравился. Начал ухаживать. У меня давно никого не было, не было человека, с которым было вот так легко, как с ним, несмотря на разницу в возрасте.
68
Демьян смотрит задумчиво, беспокоя свой подбородок.
— Хочешь сказать, ты не знала, что я его сын? — спрашивает он.
— Не знала, правда. Ты, когда мы начали с Игорем встречаться, был за границей, то ли получал второе высшее, то ли по делам фирмы, не знаю… — я пристально смотрю в его лицо и продолжаю: — Вы с отцом не очень-то похожи, у тебя больше общего с мамой, я видела с ней старую фотографию в доме, в подвале которого меня держал Борька… ваших взрослых фотографии Игорь мне не показывал, о вас рассказывал немного. Познакомить нас он не спешил, не знаю почему, может, из-за Борьки. Он же любил провоцировать девушек отца. А еще, услышав от мужа "Демьян" или даже "Дема", я бы, конечно, насторожилась… но он называл тебя Димой, — Демьян хмурится после моей последней фразы и монотонно говорит:
— Это он из вредности. Мое имя выбрала мама, отец хотел назвать меня Дмитрием, в честь деда… Вот он и называл меня с детства Димой. Я так привык, что не замечал уже.
Я невольно киваю.
— Так что когда Игорь наконец нас познакомил… — стараюсь говорить спокойно, но голос срывается все равно, хрипит. — В общем, поверь, от мысли, что мы вот так, твою мать, породнились, мне было херово… Никогда бы никому такого не пожелала. Ирония судьбы, будь она не ладна… — усмехаюсь нервно. — После всего, после того, как ты бросил меня беременную… Я была уверена — ты трус и предатель. И видеть тебя было для меня адом, Демьяш.
Он молчит, думает… А потом вдруг резко встает, не выпуская бутылку из рук, спускается с крыльца и начинает нервно мерить шагами расстояние от дома до ворот. Туда-обратно, туда-обратно. Останавливается у крыльца и делает пару глотков виски из горлышка.
И вдруг рычит. Одновременно агрессивно и жалобно. Ежусь, такого я точно не ожидала. Черт, понимаю же — как же его сейчас от всего услышанного колбасит. Маска показушного спокойствия слетела…
— Да это дико, блядь, если все случайно. Это даже не ирония, это пинок судьбы! — почти кричит он. — Я был уверен — ты дрянь. Став женой отца, ты стала для меня дважды дрянью… А оно так! — он косится на меня, нервно смеётся. — Меня злило, что ты вокруг всем нравилась. Причем пиздец как злило. Отец души в тебе не чаял, даже Костя проникся! Я ж специально его к отцу приставил, попросив наблюдать за тобой. А он мне: Кристина хорошая жена. Да еще работает. Да еще детишкам помогает… И Борька… твою мать! — он вытирает лицо рукой, — Борька еще, сука! — Демьян вновь рычит, а потом громко вздыхает и говорит: — Боже, сколько всего ты вынесла.
Что ответить на это, я не знаю. А Демьян выпивает еще, подходит ко мне и, наклоняясь, тихо произносит:
— Прости меня, Кристина…
У меня просятся слезы. Черт, я не то чтобы ждала извинений, но все ж надеялась их когда-нибудь услышать. Но это, оказывается, еще больней. Потому что они настоящие. Потому что понимаю, что вина, которую я приписывала этому мужчине, меньше реальной. И ему тоже больно. Я же вижу, чувствую.
Не знаю, зачем и почему, но я тянусь к Демьяну ледяной рукой и провожу ладонью по его лицу. Короткая щетина щекочет пальцы. Но мне безумно приятно его коснуться. Демьян закрывает глаза. Нет, не шарахается, не отстраняется. Позволяет мне его трогать.
